Анархист
Шрифт:
– Держи суку!
Ноги не подводили Лешего никогда. Но куда бежать... выбора не оставалось. Он влетел в блок пост Ганзы.
– Ребята, дайте пирожки доесть!
– крикнул он, подняв руки.
– В конце концов - повидло вытечет!
– Не вытечет.
– словно гром, раздалось сзади. После анархист почувствовал сильную боль затылке. Её невозможно было контролировать. Он видел, как мир исчезает, как тогда... Он потерял сознание вновь.
Но
– Верните пирожки!
– крикнул он при виде патрульного, но тот никак не отреагировал. Ганзеец вёл ещё одного преступника. Тот был худой, в затасканных лохмотьях. Белая майка прорвана до дыр.
– Хер вам в кукиш, хуилы подзаборные!
– кричал тот. Патрульный, или надзиратель - анархист не знал, кем был боец, но то, что произошло дальше... Леший видел, какой порядок царствует на Белорусской. Ганзеец открыл камеру ключом и со всей силы ударил несчастного о прутья. Он не успел никак защититься. Изо рта выплеснулась кровь. Боец швырнул его в камеру и спокойно закрыв ее, ушел. Леший улыбался. Все его теории были верны.
– За величием стоит беспредел, - говорил новоприбывший, зажимая рот рукой. Леший обернулся. Как он вообще говорит?
– Великое содружество убивает, калечит людей. Что будет, если об этом узнают жители? Они поднимут бунт, - он закашлялся. Изо рта текли кровавые слюни.
– На вересковом поле, на поле боевом, лежал живой на мертвом и мёртвый на живом. В конце концов, народ победит. И повторится тоже самое...
– Процесс власти никто не остановит. Свергнут одну фракцию - придёт другая, жестокая и жёсткая в своих проявлениях.
– завершил его мысль Леший. Незнакомец удивился.
– Тебя кто учил, старик?
– Нестор, - ответил Леший и повторил: - Нестор был моим учителем.
– Речной вокзал?
– Он самый.
– Леший развернулся. В темноте лицо незнакомца было неразличимо.
– Что тут творится?
– Я не знаю, - прошамкал он.
– Один... доставил бумаги. После этого Ганза взбесилась.
– Что было-то? Хоть слухи расскажи.
– Я не знаю, - повторил незнакомец.
– Говорят, там была стопка бумаг, на каждой из них было написано... в общем, послали их на три буквы. А под бумагами, в поролоновом пазе, хер лежал, грят железный.
Леший ухмыльнулся. Да, это в стиле анархистов. Черт-с-два Ганза наведет у них свои порядки! Улыбка постепенно сходила с лица Лешего. Он знал, что будет, он представлял это в кошмарных снах. Внезапно, его отвлек топот в коридоре. Возвращался надзиратель.
Леший улыбался, видя его жирное, потное лицо. Ганзеец подошёл к двери его камеры. Вставил ключ и повернул, замок тихо щелкнул.
– Выходи,
– грубым голосом сказал он и ушёл, оставив открытой железную дверь.
Леший оглянулся.
«Неужели?
– думал он.
– Неужели я на свободе?»
Он покинул камеру. Бросив последний взгляд на неизвестного человека, он повернулся и собрался уходить, как вдруг, сзади донесся голос.
– Стояли звери, около двери, - незнакомец говорил, глотая буквы, - В них стреляли - они умирали. Но нашлись те, кто их пожалел. Те, кто зверям открыл эти двери. Зверей встретили песнями, добрым смехом. Звери вошли и убили всех.
Леший не знал, к чему так странно, в тоже время жутко, говорил заключённый. Анархист догадывался кто его освободил.
Тюрьма на станции располагалась ниже, чем он предполагал. Взбираться пришлось по ступенькам. Открыв облезлую железную дверь, он увидел Гудрона.
– Совесть заела?..
Леший в считанные мгновенья оказался в лежачем состоянии. Челнок стоял среди толпы ганзейцев, те в свою очередь ржали. Неожиданный удар в лицо позволил Лешему много переосмыслить в ситуации. Гудрон был подстилкой, той крысой, что исполняла приказы.
– Падла, какая же ты падла...
– протянул седой. Челюсть отзывалась болью на каждое произнесённое слово. Челнок подошёл ближе, нагнулся, и схватив Лешего за грудки обеими руками, заговорил. Запах перегара ударил седому в нос.
– Значит так, пацан. Ту награду, которую заслужил... Ты благополучно просрал. Я много заплатил за тебя, теперь ты мне должен. Понял?
– он тряхнул седого, - Понял?
– тот кивнул головой, - Будешь вякать так, как делал это на Соколе - пристрелю. Я за тебя впрягся, так что будь любезен вернуть причитающееся. Куда тебе надо было, на Третьяковку? Заметь, мне туда же. Отвертеться не получится, усек?
Вновь кивок. Леший наконец понял, куда ввязался - в полную дерма задницу Гудрона. Ганзейцы улыбчиво переговаривались, показывая на седого. Он поднялся, держась за стену. Челнок, пошёл через толпу, оглядываясь и подзывая Лешего.
Что было больше в глазах анархиста? Злобы, готовность уничтожить всех ради справедливости, или, может быть... смиренность?
Они подошли к другому выходу.
– Открывай!
– крикнул Гудрон засидевшимся часовым.
– Открывай!
– Куда тя прет вечно, Гудрон ты лысый? Сидел бы на станции, лясы точил, - говорил начальник блок поста. Челнок ничего не ответил.
– Ну че встали?
– обращаясь к постовым, - Открывайте гермозатвор, не видите, важные люди!
– произнёс он с усмешкой. Часовые, немного поржав, крутанули вентиля гермодвери. Гудрон обернулся. Леший стоял без противогаза. Челнок снял рюкзак. Мгновенье, он швырнул противогаз анархисту, сам же принялся напяливать второй.
– Че у тебя вечно нет ничего?