Анархист
Шрифт:
– Жизнь обделила.
– спокойно ответил Леший, несмотря на болящую от удара челюсть.
Скрип, отжатие приводов. Анархист, как и Гудрон выходили на поверхность. Они не прощались, да и никто не пожелал бы удачи. Леший материл про себя всех подряд: Ганзу с её двояким величием; подстилку под ганзейцев - челнока, который неведомым образом заставил его идти с ним; даже эскалатор, ведущий на поверхность тоже был виновен.
С каждым шагом он чувствовал себя ближе к небу. Анархист оглянулся. В едва различимой темноте, он смог разглядеть фигурку прилепленного
– Пыхтеть в противогазе дело не прибыльное, - бубнил Гудрон.
– Ты это, по сторонам в оба гляди.
– У меня перед глазами только задница твоя, - съехидничал Леший.
– Вообще, я с отморозками не разговариваю. И с падлами тоже.
– Ну-ну, - хмыкнул челнок.
– Я вот думаю, пристрелить тебя, или в покое оставить? Прямо тут - на эскалаторе.
– Твоя совесть, тебе и решать. Нах тебе безоружный нужен?
Гудрон промолчал. Леший поднялся по эскалатору и ступил на грязную, разбитую плитку Белорусской. Огляделся.
«Что не говори, а вокзалы - вот то, что действительно отличается. У каждого города, района - свой, личный, - думал Леший.
– Но только не метро, оно всегда одинаково...»
– Скажи хоть куда идём?
– Сначала на Трубу, после, чтобы фашистам и красным глаза не мозолить - на Турген, - Гудрон говорил сокращенно, Леший лишь мог догадываться о действительных названиях станций.
– На Трубе лютая дичь творится... Люди идут через неё, пропадают. Да, даже не пропадают, а...
– он внезапно прекратил разговаривать. Бешено оглядевшись по сторонам, продолжил тихо: - Так, парень, держись за спиной, если кого-то увидишь - не ори, как девка резаная... Нам шуметь не надо, попадем иначе в адо, хе-хе.
Леший кивнул. Без оружия, без какой-либо защиты, без всего идти на поверхность. Он признал бы это раньше сумасшествием, если бы сейчас не шёл по опустошенному филиалу; не вдыхал через фильтры противогаза заражённый воздух. Здания, все они, даже издалека выглядели устрашающе, а от зимнего холодного ветра потихоньку начали мерзнуть ноги.
Анархист не знал, сколько сейчас времени, сколько его уже прошло, сколько его осталось. Тогда, аномалия что-то сделала с ним, он не хотел ни разговаривать, ни петь. Он понял, что действительно устал. Понял, что больше нельзя жить прежней жизнью, но менять ничего не получалось.
– Сколько до твоей Трубы топать?
Гудрон оглянулся.
– Как дойдем - я те сообщу.
«Какого хера я вообще тут делаю?
– задумывался Леший.
– Сопровождать какого-то сраного челнока? Дебилизм...»
Гудрон остановился у выхода из метро.
– Прижмись к стене, - сквозь зубы прошипел он, укрывшись за оббитым деревом проемом. Большая дверь с резными окошками была выбита.
Леший знал, что спорить не стоит. Он сомневался насчёт попутчика, а действительно ли он челнок? Может, наркодиллер, дурь по карманам распихана... Пока анархист думал,
– От Карлсона прячемся?
– Тут твари похуже бегают... и летают тоже, - договорил он. Достал из кармана куртки огрызок карандаша.
– Смотри, - Гудрон тыкнул не заточенным острием в кляксу, - Тут - мы, - дальше провёл по кривой, дошёл до красной отметки, - Труба отрезана от Бульвара и Тургена. Дойдем, переждём там. Дальше - двинем на Китай, а оттуда твою Венецию можно в любое очко разглядеть, хе-хе, - Гудрон свернул карту и убрав в рюкзак, продемонстрировал Лешему фильтры от противогаза и патроны к пистолету.
– Один фильтр, считай пять часов жизни. Для седьмого гэпэ - это как растереть.
– У тебя из оружия только гребаный тэтэ?
– спросил Леший.
– Много будешь знать - состаришься, - проговорил Гудрон, застегивая рюкзак.
– А, да, ты же уже старик.
– А ты - падла. Какого хера, скажи мне, тебя не досмотрели камуфляжные уроды? М-м-м?
– протянул анархист.
– Не говори так, - настоял Гудрон, не ответив на вопрос.
– Просто, не говори.
Тот поднялся. Держа в руках «ТТ», он первым шмыгнул на улицу. Подозвал Лешего. Прижавшись к стенам, они продолжали свой путь. Молча, без лишних движений.
«А, ведь тут кишел народ... Люди, все они неизменно спешили, бегали... Куда, что, зачем они теряли возможность жить? Каждый хотел найти спокойствие... господи. Его нашли все. Разом, беспросветный пиздец уже тут...»
Ужасно, больно наблюдать за тем, что стало. Выбиты окна. На выщербленном асфальте валяются осколки. Гудрон приметил в подворотне детскую куртку. Леший последовал за ним. Челнок хотел поднять вещь, но одернул руку.
– Тут, - глотая слюну, говорил он.
– Тело. Ребёнок. Мертвый.
Леший не побоялся подойти и осмотреть его. Обвисшая кожа, остался лишь худой скелет. В руках - ручка... да даже не ручка, а стержень с высохшими чернилами. Рядом - записка. Леший поднял её.
– Мама, почему мне так холодно? Где ты, мама?
– прочёл он.
– Пошли отсюда, скорее, - заговорил Гудрон, - Нечего фильтр тратить.
Анархист отпустил этот жалкий клочок бумажки. Ветер подхватил его понес бродить по улицам.
«Жизнь вместилась в крохотное послание матери. Господи, зачем я живу, видя чужие мучения?»
Любого можно сломать, даже самого твердого, жизнерадостного человека. Долго, упорно, выбирая и выдергивая по нитке рассудка из ума. Леший стал замечать резкие движения Гудрона, словно того переклинило.
– Нормально все?
– не выдержал он. Гудрон ничего не ответил, лишь обернулся в его сторону.
Лешему было жутко осознавать, что кроме челнока - никого не было в округе. Ни людей, ни мутантов, вообще никого. Помереть не страшно, страшно, когда никто не сможет похоронить тело. Оно будет лежать, мумифицироваться, как тело ребёнка.