Анастасия или Анна? Величайшая загадка дома Романовых
Шрифт:
Франциска была странной молодой женщиной, замкнутой, неладившей со своей матерью и сильно отличавшейся от своих братьев и сестер. Она мечтала уехать из этой деревушки и была загадкой даже для тех, кто знал ее в Хидендорфе. Правдивы или нет слухи о том, что Франциска стала жертвой кровосмешения, и какими бы ни были обстоятельства, повлиявшие на формирование ее характера, Франциска была одинокой и противоречивой личностью. Она словно застряла между тем миром, в котором родилась, и миром ее собственных честолюбивых устремлений, между реальной жизнью в Хидендорфе и возможностями, которые открывало для нее полученное образование. Казалось, что она постоянно сражается с высокомерием и слабостью, которые позднее станут основными чертами ее характера.
Однако в 1911 году, как раз в тот год, когда Франциска завершала свое образование, Антон заболел. Независимо от того как на это смотреть – одной заботой меньше или одной
Франциске, когда умер ее отец, было пятнадцать лет. Отныне овдовевшей Марианне, которой к тому времени исполнилось сорок шесть лет, нужно было взять на себя все заботы по ведению хозяйства и заботы о трех младших детях. То ли потому, что к тому времени отношения между матерью и ее старшей дочерью уже были безнадежно испорченными, то ли из-за последующих событий, но всякие остатки родственных чувств между ними оказались разбитыми раз и навсегда. Дело в том, что к этому времени мнение общества о Франциске изменилось. Как вспоминал Ричард Мейер, теперь глубоко провинциальный Хидендорф осуждал ее как «беспутную» девушку, о которой говорилось, что она «из молодых, да ранняя» {53}. Каким бы ни был повод – сексуальная распущенность или просто повзрослевшей девушке стало тесно в рамках деревенской жизни, – результат был одним и тем же. Мейер дал ей определение «вульгарная и наглая девка», особа, которую он грубо назвал «подстилкой», со всеми вытекающими отсюда последствиями. Узнав о том, что она претендует на право носить титул и имя великой княжны Анастасии, он сказал: «Ее можно было бы представить умершей в канаве, но только не на атласных простынях!» {54}
Общественное мнение и подкрепляющее его развязное поведение Франциски достигли апогея осенью 1913 года, когда через год, по окончании положенного траура по мужу, Марианна вышла замуж за коренного жителя деревни по фамилии Кнопф {55}. Между Франциской и ее матерью тлел постоянный конфликт. Его причиной было испытываемое матерью в течение многих лет огорчение, связанное с особым отношением Антона к дочери и слухами о распутном поведении Франциски, которые ходили по всему Хидендорфу. Марианна беспокоилась, что Франциска может пойти по стопам своего непутевого отца. Нет сомнения, что в отношениях между матерью и дочерью существовали отчужденность и обида, как Марианна говорила позднее, их соседи в Хигендорфе «достаточно много судачили о Франциске» {56}. Похоже, что появление в их доме господина Кнопфа стало последней каплей, после этого вражда между матерью и дочерью хлынула через край. Возможно, дело было в том, что Марианна просто устала от проделок Франциски и ее дурной репутации. А может быть, как на это позднее намекали соседи, Марианна хотела сохранить покой в своем доме и опасалась, что ее новый муж и своевольная дочь не смогут устоять перед искушением {57}.
Через несколько месяцев Марианна решила отправить Франциску из Хигендорфа. Это не было решением Франциски. Она могла с радостью предвкушать избавление от провинциальной жизни, но в то же время у нее могло возникнуть чувство, что ее изгоняют, возникнуть ощущение отверженности. Скорее всего для нее дело было не в ее отношениях с отцом или господином Кнопфом, не в том, насколько справедливым было мнение о ней как о беспутной девушке, а в том, что ее осудили и теперь наказывают. До этого она никогда не покидала окрестности Бютова, а теперь ее, наивную семнадцатилетнюю девочку с небольшим жизненным опытом и небольшим количеством денег, неожиданно отправили жить в далекий Берлин. В столице у Франциски не было ни родных, ни друзей, ни знакомых, она не знала там никого, когда 2 февраля 1914 года она вышла из вагона третьего класса на вокзале Остбаннхоф и сделала первые шаги в историю {58}.
20 Работа на заводе
Сохранилась только одна фотография Франциски, сделанная до 1920 года. Это обычный фотоснимок в полный рост, на ней Франциска снята на фоне деревьев. На этой фотографии предположительно 1916 года предстает не безвкусно одетая крестьянка, а очаровательная молодая женщина, стройная и миниатюрная, с каштановыми волосами, обрамляющими лицо. Она одета в ситцевое платье, ворот которого украшен бантом, ее руки сложены на коленях, глаза блестят, а на губах можно прочесть намек на улыбку. Это портрет молодой, уверенной с себе женщины, с оптимизмом смотрящей в будущее. В ее лице нет ни намека на трагедии, которые вскоре обрушатся на эту женщину.
В Берлине Франциска растворилась в неизвестности, став просто еще одной из многочисленных женщин, стесненных в средствах {1}. Мало что известно о том, как ей жилось
Началась Первая мировая война, и по мере того как военно-морские силы Великобритании, установив блокаду, стали пытаться взять Германию измором и заставить ее капитулировать, Берлин начал свое медленное и мучительное сползание в бездну. Во время этой ежедневной борьбы на плечи Франциски легла дополнительная ответственность: ей пришлось взять на себя заботу о своей шестнадцатилетней сестре Гертруде, которую отправили к ней в 1915 году. Некая фрау Петерс сдала сестрам комнату в своей квартире, расположенной в доме № 17 по улице Neue Hochstrasse – мрачной и унылой улице в северной части центрального Берлина, где, как написал один из журналистов, «живут простые люди, дни которых протекают в бесконечном однообразии» {5}.
В конце того лета материальное положение Франциски значительно улучшилось, поскольку она получила работу на заводе электротехнической кампании Allgemeine Elektrizitäts Gesellshaft (AEG, позднее AEG Farben) в Берлине {6}. Массовый призыв в армию и бесконечные месяцы сражений привели к тому, что на предприятиях Берлина почти не осталось рабочих-мужчин, и вскоре их место на производстве стали занимать женщины. «Каждая женщина Германии, – так сообщала государственная пропаганда, – является солдатом в этой экономической войне» {7}. В ходе Первой мировой войны более трех миллионов немецких женщин пришли в промышленное производство, воспользовавшись возможностью обеспечить себе стабильную работу как раз тогда, когда простым людям сильно не хватало уверенности в завтрашнем дне. {8} Работа на предприятиях, производящих военную продукцию, была одной из работ, которая гарантировала повышение заработной платы, стабильную занятость и особые преимущества – дополнительные купоны на муку, мясо и жиры. Это было особенно ценно в то время, когда изо дня в день город жил все труднее и труднее {9}.
Тот завод компании AEG, на котором работала Франциска, существует и сегодня, это – монументальное со-оружение из стекла и бетона, расположенное по адресу Ackerstrasse, 71, неподалеку от многоквартирного дома на Neue Hochstrasse, где жила Франциска. По иронии судьбы большая часть этого архитектурного комплекса, построенного на месте бывшей бойни, была спроектирована Петером Беренсом, одним из любимых архитекторов великого герцога Эрнста-Людвига {10}. Перед войной этот завод выпускал электрогенераторы и моторы, в военное время здесь делали вооружение и военную технику, включая полевые телефоны, авиационные моторы, пулеметы и боеприпасы {11}. Франциска работала на сборочной линии, она проводила финишную обработку готовых, прошедших сборку гранат, что при часто имевших место нарушениях техники безопасности было смертельно опасно. Ей день за днем приходилось иметь дело со взрывчатыми веществами и вредными для здоровья химическими соединениями в условиях, при которых производственные травмы, нередко со смертельным исходом, происходили все чаще и чаще {12}.
Весной 1916 года, как вспоминал один берлинец, «такой теплой и солнечной, что она казалась несвоевременной и неуместной в городе, который по-прежнему ежедневно посылал сотни мужчин на убой» {13}. Франциска встретилась с одним из таких мужчин – с молодым солдатом, который проходил подготовку в Берлине. Скоротечный роман, подгоняемый необходимостью, рожденной отсутствием уверености в завтрашнем дне, вскоре завершился помолвкой. Затем жених в составе своей роты ушел на фронт, вполне вероятно, что помолвка и была отмечена той единственно сохранившейся фотографией Франциски {14}. Имя жениха затерялось в истории, но его судьба стала известна. Этот солдат попал в действующую армию, но не на Западный фронт, как об этом предварительно сообщалось, а на Восточный, в Галиции. В начале лета 1916 года он умер от раны, полученной в бою {15}.