Анастасия (сборник)
Шрифт:
На ней был совершенно такой браслет, как на запястье убитого кентавра. Точно такой, как у микенца.
— Это кое в чем убеждает, — сказал Гилл. — Что ж, Даон, я хотел бы кое–что от тебя узнать. Прости, если я покажусь тебе настроенным недружелюбно, но меня вынуждают обстоятельства: за моей спиной происходит какая–то загадочная возня, которую я не понимаю, хотя обязан понимать. Вдобавок погиб человек, которого я любил и уважал, который был моим учителем. А ты, сдается мне, имеешь к этой возне какое–то отношение, верно?
— Верно, — сказал Даон. —
— Как же мы друг друга уважаем и любим! — грустно усмехнутся Гилл. Итак. Убийцы твоего родственника и Гераклида забрали у них рукопись Архилоха?
— Да.
— Рукопись несли Майону?
— Да.
— Что же в ней такое, провалиться мне в Аид? — Гилл стиснул в кулаке бронзовую ящерку. — Почему из–за нее гибнут люди? Что там? История жизни Гераклида?
— Полное и правдивое описание жизни Геракла.
— Но для чего вам понадобился Майон? Он собирает материалы о Троянской войне. Война началась после смерти Геракла и никаким боком с ним не связана, это известно каждому ребенку.
— Да ведь одно вытекает из другого, — сказал Даон. — Не Геракл пьяным перебил кентавров, как вам вбивали в голову в школе, а те, кто готовил Троянскую войну. И Геракла убрали они — он им мешал. И стрелы, смазанные кровью гидры, у Геракла украли они. Кое–кто из них еще жив и дорого бы дал, чтобы уничтожить воспоминания о прошлом вместе с их обладателями. Меч теперь — над Тезеем. И чтобы их остановить, нужно предать гласности все, не только Трою.
— Так, — сказал Гилл. — Значит, Нестор Многомудрый, почтенный царь Пилоса, дух и мозг Троянской войны… Значит, рукопись Архилоха уже у них.
— Копия, — поправил Даон. — Убийцы забрали копию, единственную. Оригинал пропал давно, где он — неизвестно.
— Вот теперь многое проясняется, — сказал Гилл. — Ваши с Нерром браслеты, насколько я понимаю, подарены некогда Гераклом вашим родичам и по наследству перешли к вам. Вы хотите помочь Тезею, последнему оставшемуся в живых сподвижнику Геракла. А чтобы придать все гласности, необходим Майон — его известность распространилась и за пределы Афин. Кажется, нет больше недосказанностей и темных мест?
— Есть, дорогой мой, — сказал Даон. — Остались, увы. Тиреней с Нерром несли Майону рукопись Архилоха, а Тезею — стрелы Геракла. Те самые. Последние три, пролежавшие все эти годы в надежном месте. Это страшное оружие, своей силы оно не потеряло, и лучше бы оно хранилось у Тезея, ему мы доверяли и доверяем.
— Это страшная вещь — стрелы Геракла, — сказал тихо сыщик Эпсилон. — Я помню, как ими сожгли ворота Трои и проломили стены. Камень горел. Я до сих пор не пойму, почему их не применили сразу.
— Это–то понятно, — сказал Даон. — Вся эта шайка не доверяла друг другу, каждый хотел завладеть стрелами сам и хранить про черный день. Потому и не было единодушия, проканителились столько лет и со скрежетом зубовным были вынуждены пустить стрелы в ход, чтобы не проиграть осаду окончательно.
— Подождите, —
— Нет. На всякий случай мы разделили ношу. Все равно рукопись и стрелы должны были попасть в разные руки. Нерр с Тиренеем были сами по себе, я шел сам по себе.
— Выходит…
— Вот. Передашь Тезею.
Даон достал из сумы бронзовый цилиндр с завинчивающейся крышкой, похожий на цисту, в которой хранят рукописи, только длиннее и уже. Гилл отвинтил крышку и осторожно вытянул за оперение стрелу. Сыщик Эпсилон невольно отшатнулся.
Ничем она вроде бы не отличалась от обычных, тяжелая боевая стрела из потемневшего от времени дерева, но, едва Гилл повернул ее, держа на отлете, наконечник засветился густо–багровым, кровавым огнем, повеяло незнакомым запахом, гнусным и приторным. Гилл ощутил мгновенный страх и омерзение, пронизавшее тело отвратной судорогой, пот выступил по всему телу. Он выругался шепотом, бережно опустил стрелу в сосуд и туго завинтил крышку.
— Представляю. — Он отложил цилиндр подальше, поежился — озноб не проходил.
— Не представляешь, — сказал Эпсилон. — Это нужно видеть.
— Надеюсь, не доведется, — сказал Гилл. — Что же дальше? Рукопись, хоть и копия, — у Нестора?
— Я полагаю, что ее еще не успели передать Нестору, — сказал Даон. Зачем ему без особой нужды встречаться во дворце Тезея со своими лазутчиками? Он вовсе не горит желанием эту рукопись перечитать, ему достаточно обладать ею. Теперь они будут охотиться за стрелами, они выследили и меня. Ты ведь кое с кем из них ежедневно встречаешься, Гилл.
— Мои люди? — спросил Гилл тем бесстрастным голосом, которого многие боялись. — Значит, этот подонок Эвимант служил еще и Нестору?
— Эвимант — всего лишь жалкий последыш Менестея, — отмахнулся Даон. Нерр с Тиренеем отправились ночью на берег моря потому, что получили эту записку. С печатью, до которой не смог бы добраться Эвимант.
«Ваше послание получено и прочитано Тезеем. То, что вы принесли, передадите мне в месте, которое укажет посланец».
И под этими словами — оттиск печати из перстня Гилла! Печати, которой он скреплял особо важные задания. И это не искусная подделка, это оттиск именно его перстня. Гиллу показалось, что вместо воздуха он глотает огонь, земля уходит из–под ног, и он проваливается куда–то к безумию и небытию.
— Вот так, — жестко сказал Даон. — Как видишь, и у меня были веские основания тебе не доверять. Нужно ли напоминать имя человека, который может время от времени распоряжаться твоей печатью?
— Это невозможно, — хрипло сказал Гилл.
— Но ведь выманил их на берег этим письмом не ты?
— Я все понимаю и принимаю умом. — Гиллу хотелось плакать. — Но сердцем…
Анакреон. Сверстник, соратник, ближайший помощник, единственный, кто, кроме Гилла, мог при необходимости пользоваться печатью, человек, которому Гилл верил безраздельно. Умный, из знатного рода, получивший отличное образование в славном Трезене…