Анастасия
Шрифт:
Он взмахнул рукой. Перед Анастасией на высоте ее глаз словно распахнулось окно в иной мир. Перед ней проплывали улицы небывалых, волшебных городов – несчетные этажи высоченных домов из стекла, зеленые сады, сутолока ярко одетых людей – женщины в штанах и без штанов, в диковинных рубашках, с голыми загорелыми ногами, а у иных ноги покрыты какой-то черной паутиной; мужчины сплошь и рядом ничуть не похожи на мужчин – широкоплечие, сильные, а женщины, наоборот, хрупкие, тоненькие. Нигде не видно лошадей и повозок. Во все стороны ездят какие-то разноцветные, поблескивающие экипажи, без лошадей едут, сами по себе, и сквозь стекла видно, что внутри сидят люди. Чуть попозже Анастасия увидела храм вроде тех, на которые они с Ольгой набрели давеча, – но не ветхий, полусгнивший, а ярко раскрашенный, бело-синий! И он не стоял на земле –
Анастасия вскрикнула, зажмурилась, вцепилась в подлокотники, но они были слишком большими и круглыми, и пальцы на них не сходились. Услышав довольный смех волшебника, она с усилием открыла глаза.
– Что это было?
– Прошлое, – сказал он. – Пятьсот лет назад.
– Они ездили вот так... И летали...
– Даже на Луну, – сказал он. – И могли еще множество вещей, о которых вы и представления не имеете, потому что потеряли... Вы не понимаете, сколько потеряли и на кого сейчас похожи с этими вашими замками, конными плугами и масляными светильниками. Форменные дикари, право слово... Не сверкайте так на меня глазами, прелестная королева. Это правда, пусть и горькая. По сравнению с вашими далекими предками вы – невероятные дикари. Уж не посетуйте, дорогая Анастасия, но так оно и есть...
Анастасия чувствовала себя мерзко. Кусочек иной, многоцветной и диковинной жизни, пусть и увиденный мельком, убеждал. Как раз потому, что это был беглый взгляд. Если вполглаза удалось увидеть настоящие чудеса, чему же можно стать свидетелем, наблюдая прошлое долго и внимательно? Замки-горкомы, плуги, светильники – и неугасимый свет, повозки, ездящие сами по себе, летающие корабли, стоэтажные дома, полеты людей на Луну... Но куда все кануло, в какую пропасть? Какие силы могли смести с лица земли столь могущественные страны, не оставив о них и памяти?
Она поняла, что произнесла это вслух.
– Какие силы? – задумчиво повторил волшебник. – Хотел бы я это знать...
– Боги?
– Бросьте. Нет никаких богов. Ни одного.
– А Великий Бре?
Он расхохотался. Он смеялся долго и искренне, хохотал так, что с головы едва не слетел золотой венок. Жирные Щеки тряслись, прыгала на груди цепь.
Все еще хохоча, он щелкнул пальцами, и Анастасия вновь заглянула в прошлое. Очень старый человек со странным стеклянным приспособлением на носу, в странной одежде, что-то невнятно говорил, запинаясь и бубня, держа перед собой лист бумаги, – и на груди его золотились пять звезд на красных ленточках! Словно на шпиле Собора. Пять звезд, и еще какие-то золотые кружочки на цветных ленточках – с Правой стороны груди. Он стоял на каком-то странном алтаре, а за его спиной сидели в несколько рядов такие же старики со скучными, усталыми и печальными лицами людей, угнетенных несварением желудка и закатом деятельных лет. Казалось, никто и не слушает бубнящего непонятные заклинания человека с пятью звездами на груди. Как ни вслушивалась Анастасия, она никак не могла понять, о чем бормочет этот старый и, похоже, очень больной человек – язык был ее, родной, но смысл слов ускользал, они никак не складывались в осмысленное целое, да и по отдельности ничего не значили. Заклинания? Молитва?
– Кто это? – спросила она, внезапно ощутив легкую жалость к больному старику, которому лежать бы в постели, а его вытащили на этот странный алтарь и заставили так долго говорить, повторять глупые заклинания.
– Да он и есть, ваш Великий Бре!
– Но как же это... – Анастасия понимала, что этот человек не может быть богом. Никак не может.
– Вот так. Вы просто все забыли, ваши предки все забыли. А из тех крохотных обрывочков памяти, что сохранились, вы, исказив их до полной неузнаваемости, создали настоящую религию. С богами, чудесами, приписываемыми им, храмами. Я понятно говорю?
– В общем, понятно, – сказала Анастасия. – Как же так, как же так могло быть... что же теперь...
Ей казалось, что из-под ног у нее выдернули землю, и она повисла в холодной пустоте среди холодных звезд. Неизвестно было, во что же теперь верить, чем заполнить пустоту, пришедшую на место пусть и подточенной еще раньше еретическими сомнениями веры. Мир перевернулся, исчезали все прежние точки опоры, идеалы, уклад жизни, память, исчезали доблести
– Вы хорошо держитесь.
– Я рыцарь, – холодно сказала Анастасия. – Как бы там ни было раньше... Что такое Мрак?
– Не знаю, смогу ли объяснить. Вернее, сможете ли вы понять, Анастасия.
– Я постараюсь. – Ее голос не дрожал.
– Видите ли... Прошлое, конечно, может представляться вам великолепным – эти дома, самолеты... В чем-то, конечно, оно было великолепным – так представлялось людям. Но Природа, похоже, оказалась другого мнения...
– Природа – это Бог? – вырвалось у Анастасии.
– Природа – это все живое, кроме человека. Это сложнейший организм, которым мы пытались управлять и разрушали, не понимая его величия и сложности. И Природа отомстила. Все, что обрушилось на наш мир, могли с вескими основаниями назвать божьей карой даже неверующие. Казалось, взбесилось все вокруг, само пространство и время сошли с ума, законы природы то ли вдруг перестали действовать, то ли сменились новыми, о которых мы до того и не подозревали. В разных концах земного шара... Анастасия вскинула удивленные глаза.
– Да, шара, – повторил он. – В разных концах земного шара происходило то, что хотелось назвать чудесами, это нарастало" как лавина, и целые города проваливались в ничто, звезды плясали на небе, над Эйфелевой башней носились птеродактили, в марсельскую гавань вошел фрегат египетской эскадры Наполеона, у людей вырастали хвосты, дождь изливался с земли в небеса или струился над землей, как река, железо становилось мягким, животные разговаривали... Потом начался подлинный Хаос. И Мрак. Ваши жрецы правы в одном: Хаос и Мрак действительно имели место. Грянуло... Быть Может, у Природы есть какой-то свой стоп-кран, предохранитель, средство, которым она при крайней нужде спасает себя – в том числе и от людей. А мы... Мы познали крохотную часть ее законов, ее устройства, но решили, что знаем все, что можем обходиться с ней, как с покорной служанкой. Это, наверное, самое страшное – что перед нами было не разгневанное божество, которому можно упасть в ноги, взмолиться, что-то объяснить, принести жертву, покаяться... Не божество, а сложнейший и непознанный неразумный механизм, с которым невозможно договориться. Как договориться с бурной рекой? С чумой? Нельзя договориться с атмосферой, чтобы она давала больше кислорода. Можно не рубить деревья, которые этот кислород дают, не загрязнять море. А мы рубили и загрязняли... Ты, наверное, ничегошеньки не поняла?
– Отчего же, – медленно сказала Анастасия. – Я не поняла одного – почему после всего происшедшего ты считаешь нас дикарями. А вы, допустившие такое, – высшие существа, светочи разума... Нет, я действительно многого в твоем рассказе не поняла, но главное ухватила. Вы впали в то, что можно назвать грехом гордыни – по отношению к Природе. И она за то вам отплатила... А объяснение разных непонятных слов, которых в теоем рассказе очень много, меня, право же, не столь уж и волнует. Главное я поняла. Впрочем... Как получилось, что ты стал... тем, что ты есть сейчас? Кем ты был раньше? Или ты и раньше был таким, у вас были волшебники?