Анатолий Папанов: так хочется пожить… Воспоминания об отце
Шрифт:
Жил в общежитии и артист Виктор Байков с супругой. Тот самый Байков, который много лет играл пана Вотрубу в «Кабачке “13 стульев”». Эта передача была безумно популярна в советские времена, да и сейчас ее иногда вспоминают… Байков имел довольно колоритную внешность, много был занят в театре и снимался в кино. Потом получил звание «заслуженного», но карьера его окончилась трагически. Долго и тяжело он болел диабетом, в результате чего ему ампутировали обе ноги. В театр его привозили на машине, и он играл, где мог, в инвалидной коляске. Но все-таки играл!
Еще в этом общежитии проживали главный бухгалтер театра Нина Васильевна Рыбакова, шофер директора Владимир
Мама с папой брали меня к себе нечасто, хотя я очень любила бывать у них. Обитатели общежития не были избалованы общением с детьми, и поэтому, когда я туда приезжала, пользовалась всеобщим вниманием. Меня угощали разными вкусностями, дарили игрушки, приглашали к себе в гости. В моей памяти общежитие осталось как теплый уютный дом.
Там еще была большая кухня со множеством шкафчиков для посуды и столиков для приготовления пищи и несколько газовых плит. На кухне только готовили, а ели в своих комнатах. А шофер директора театра Владимир Кобец даже готовил у себя в комнате на плитке: он не любил, чтобы посторонние заглядывали в его кастрюли.
Чтобы попасть на работу, нужно было спуститься с третьего этажа на первый, пересечь небольшой двор и войти в театр со служебного входа. Но вскоре выяснилось, что рядом с лестницей, по которой надо было спуститься, находилась дверь, выходившая на кухню театрального буфета для сотрудников театра. Чтобы не выходить на улицу, особенно когда было холодно, артисты иногда пользовались этим маленьким удобством. В общежитии родители прожили около пяти лет. И мне кажется, что для них это было счастливое время.
Мое детство
Мне шел третий год, когда мама с папой уехали с Саввинской набережной, и я осталась на попечении маминых родителей. Моя жизнь в этой квартире продолжалась почти до 15 лет. До тех пор, пока бабушка и дедушка не получили отдельную квартиру на Авангардной улице в районе Речного вокзала. Детство мое было счастливым. Родители не бросили меня на руки бабушке-дедушке. Просто они посчитали, что ребенку гораздо лучше быть под присмотром: вовремя накормленным, гуляющем на свежем воздухе, нежели сидеть в пыльных кулисах и ждать окончания репетиции или спектакля.
Была одна попытка отдать меня в детский сад, но, проходив туда несколько дней, я наотрез отказалась от такого «удовольствия».
Мне нравилось бегать по длинному коридору, сидеть на кухне на лавочке, когда бабушка готовила обед. А еще больше доставляло удовольствие наблюдать, как ругались соседи: дело иногда доходило чуть ли не до драки. Тогда бабушка срочно выпроваживала меня с кухни, а я тихонечко открывала дверь и слушала крики и ор соседок – ждала, чем закончится свара. Нравилось ходить с бабушкой в магазин и покупать сочную розовую докторскую колбасу, которую я тогда очень любила; вкуснейшую сырковую массу с изюмом или цукатами, которая лежала на витрине в огромных лотках; красную и черную икру, продававшуюся
А еще я любила я ходить с бабушкой и в баню, потому что в доме не было ни горячей воды, ни ванны, ни душа. Поход в баню занимал полдня. Это была целая акция. Долго собирали чистое белье, полотенца, банные принадлежности. Все укладывали в большую сумку, брали большой эмалированный таз и шли. Таз нужен был для меня, так как бабушка брезговала банными шайками и не хотела сажать в них ребенка. Редко когда удавалось попасть в баню без очереди: иногда приходилось отстаивать часа по два. Ведь во всех близлежащих домах отсутствовали элементарные удобства. Бабушка сажала меня, еще совсем маленькую, в таз, давала игрушки, которыми я развлекалась, пока бабушка мылась сама. А потом она мыла меня. Я обожала банные дни, потому что после мытья мне в буфете покупали стакан газированной воды с сиропом за три копейки, а иногда даже два. Домой возвращались разморенные, усталые, но довольные.
Наши окна выходили на Москву-реку. Я помню еще, когда она замерзала, и весной был ледоход. Мы с подружками бегали смотреть, как идут по реке льдины, налезая одна на другую и раскалываясь. Нравилось гулять с бабушкой или дедушкой по набережной. Помню, однажды, гуляя с кем-то из взрослых, встретила свою подружку Галю Колокольникову, которая также прогуливалась с бабушкой. Стояла зима, и у меня в руках была красивая детская лопатка для снега. Галя попросила у меня лопатку поиграть, и я дала. Вдруг случайно Галя уронила лопатку в реку, а так как льда еще не было, игрушка камнем пошла ко дну. Мне стало так жаль лопатку, что со мной произошло нечто невообразимое. Я набросилась на подружку, повалила в снег и стала бить. Взрослые пытались нас растащить, но я не унималась. С воплем: «Я тебя убью!», я снова кинулась на Галю, и безобразная сцена повторилась. Я царапалась, кусалась… И это продолжалось до тех пор, пока Галина бабушка не схватила ревущую девочку на руки и не унесла домой. А меня дома как следует наказали, и я попросила у Гали прощения за эту выходку. До сих пор, когда вспоминаю об этом, мне становится стыдно. К счастью, это мое безобразие не отразилось на нашей с Галей дружбе.
Галя жила со своими родителями в нашем подъезде, точно такой же коммуналке, как наша, только этажом выше. Она была моей ровесницей. Еще в этом подъезде жила девочка, которую звали Наташа Бурдий. Наташа была старше меня на два года, но я с ней тоже дружила. Ее папа был фотографом, а мама – билетным кассиром в кинотеатре «Спорт». Уже потом, повзрослев, мы бегали в этот кинотеатр, и Наташина мама пропускала нас без билета. Мои родители попросили Наташиного отца сфотографировать меня. Он сделал несколько снимков. На них мне годика два или три. Впоследствии дедушка заказал тарелочку с моей фотографией. До сих пор она висит на стене спальни в моей квартире.
А в другом подъезде жила еще одна девочка, Алла Семенова. С ней я тоже дружила. Она была дочкой дипломата и несколько лет прожила с родителями в Австрии. Когда она оттуда приехала, то стала центром внимания всей ребятни нашего дома. Алла была обладательницей недоступной по тем временам заморской диковинки – жвачки! Девочка делили пластинку на несколько кусочков и угощала приятелей. Я брала этот драгоценный кусочек, клала в рот и от счастья даже боялась его жевать. А потом, наконец насладившись процессом и вкусом, заворачивала комочек в бумагу и прятала. Через некоторое время, отодрав засохшее лакомство от бумаги, жевала снова. И так много раз, пока жвачка не теряла всех своих качеств полностью.