Анатолий Тарасов
Шрифт:
Когда коллеги спрашивали Тарасова, как быть, если тренер чего-либо не знает, Тарасов отвечал: «Узнать. Проконсультироваться. Всерьез заняться самообразованием, стараться постигать буквально всё, что имеет отношение к профессии».
Однажды Тарасов обнаружил, что его новая тактическая идея, внедренная в систему командных действий, вошла в противоречие с физическими возможностями игроков. Тренер тогда разрабатывал варианты, которые намеревался использовать во встречах с канадскими профессионалами. О проведении таких встреч он думал постоянно. Тарасов задумался о том, как повысить занятость игроков в единицу времени. Он придумал систему игры, предусматривавшую активные, скоростные, челночные действия звена с шайбой и без шайбы с участием всех игроков пятерки, в том числе и защитников. «Готовились мы к этому последовательно, —
Тарасов отправился на кафедру физиологии Института физкультуры, предварительно договорившись с профессором Владимиром Фарфелем. Тарасов знал, к кому обращаться за помощью. Владимир Соломонович, один из основоположников отечественной физиологии спорта, выдающийся специалист в области физиологии труда, основатель и руководитель разветвленной научной школы спортивной физиологии, постоянно работал со сборными страны. Им было разработано немало теоретических рекомендаций, внедренных в спортивную практику. Профессор на встречу с Тарасовым пригласил коллегу — Александра Гуминского. «Они внимательно меня выслушали, — вспоминал Тарасов, — и предложили ввести в тренировочный процесс хоккеистов виды спорта, усиливающие МПК — максимальное потребление кислорода спортсменом. Рекомендовали гладкий бег, велосипед при средних пульсовых оборотах». За рекомендацию Тарасов поблагодарил, но «с предложенными лекарствами согласиться не мог». Тарасов практически не признавал средств, мало связанных с игрой, и попросил Гуминского помочь ему поставить эксперимент по усилению МПК, но не за счет гладкого бега или велосипеда, а в игровых рамках тренировочного процесса. Поставили и получили эффект, решивший проблему усиления работоспособности и восстановления хоккеистов.
«Шанс ошибиться, назвав ЦСКА чемпионом страны 1972 года, практически равен нулю», — еще в декабре 71-го писал еженедельник «Футбол-хоккей». За 19 туров ЦСКА не потерпел ни одного поражения. Тарасов сумел так подготовить команду, что для нее не составило заметного труда — внешне, во всяком случае, — победно пройти с августа по декабрь сквозь исключительно насыщенный календарь, вместивший в себя сразу несколько турниров.
Тренер ленинградского СКА Николай Пучков констатировал, что произошло это «благодаря тому, что московские армейцы всю свою хоккейную жизнь привыкли много и интенсивно тренироваться. Каждое тренировочное занятие А. Тарасова сродни самому напряженному матчу чемпионата. Игра ЦСКА еще раз показывает, насколько велика нагрузка у хоккеистов этого клуба, и, честно говоря, было бы совсем недурно, если бы тренеры других команд, в том числе и нашей, подумали над увеличением нагрузок для своих хоккеистов».
Пучков практически повторил то, что отмечал шведский тренер Арне Стремберг, побывавший по приглашению Тарасова на тренировках ЦСКА (они с Тарасовым дружили и бывали друг у друга в гостях в Стокгольме и Москве). «Меня нелегко удивить, — рассказывал швед об увиденном, — но такое случилось, когда я наблюдал за подготовкой советской клубной команды к сезону. Темп, смена ритма, обилие разнообразных упражнений. А ведь это происходило перед началом сезона. Я, конечно, понимал, что Тарасов до этого подготовил команду физически, но как бы то ни было, за десять дней он ввел ее в форму». Когда Стремберг начинал стыдить игроков шведской сборной за недостаток скоростных качеств и выносливости, они со смехом отвечали ему: «Арне, если хочешь, чтобы мы тренировались по тарасовским конспектам, плати нам дополнительно — за каждую тренировку! У русских тренировочные нагрузки выше, чем в игре».
«Ты знаешь, — говорил швед Вернер Перссон журналисту Николаю Вуколову, — у наших менталитет особый. Даже Анатолий Тарасов, этот новатор игры, общепризнанный гигант, при всем его авторитете не смог бы работать с нашими хоккеистами. Тарасов был слишком суров, требователен, даже жесток. Он мог разъяриться, наорать, устроить разнос. А с нашими такое не пройдет. Они никогда не смогут смириться с неограниченным тренерским диктатом».
Работавшего
Перссон, скорее всего, прав. Не смог бы, думается, Тарасов, привыкший к беспрекословному подчинению и диктаторству, работать и в совершенно изменившихся условиях в своей стране — в условиях «тоталитарной демократии». Не для его натуры и отношения, построенные только на циркуляции денег. Не принял бы он их.
Нагрузки, которые задавал Тарасов, Александр Рагулин всегда вспоминал с содроганием: «Работали до седьмого пота, хотя и знал главный, что все ребята и без того матерыми были. Но он только приговаривал: „А вы как думали? Талант — это наказание“. И в то же время Анатолий Владимирович часто всех собирал на своеобразные посиделки, интересовался, как живем, какие проблемы. На этих встречах все обиды забывались, о трениях вспоминали с улыбкой».
Тарасовскую систему тренировок, основанную на простом принципе: уроки следует выполнять ежедневно и не по разу в день, выдерживали не все. Происходил вполне нормальный для спорта высших достижений естественный отбор. Михайлов на первом же подготовительном сборе, не выдерживая тарасовских экзекуций (а чем не экзекуция таскать на себе Петрова, весившего на 15 килограммов больше Михайлова, и приседая при этом по 10-15 раз?), пришел к Кулагину и сказал, что больше не может и готов отправиться в любую армейскую команду, хоть в хабаровскую. «Держись, — ответил Кулагин. — Выживешь — будешь играть, а нет — мы тебя и так отчислим».
Даже двужильному Мишакову было очень трудно, когда приходилось заниматься в атлетическом зале со штангой, гирями и утяжеленными — до 20 килограммов — поясами. Не говоря уже о знаменитой лестнице в Кудепсте, которую все тарасовские питомцы ненавидели лютой ненавистью. А еще Тарасов запускал игроков в лес, издавая боевой клич: «Бей канадцев!» — и настраивая хоккеистов на жесткую силовую борьбу. Они с разбега втыкались плечом в сосну, с которой, как рассказывал Мишаков, «слетало столько шишек, что их можно было собирать корзинами».
В 1968 году Федерация хоккея СССР организовала тренерские курсы, пригласив на учебу 66 человек. Основными лекторами стали Тарасов и Чернышев. После тарасовского выступления, как всегда яркого, аргументированного, заставляющего думать, недовольные рассуждали: «Нам бы что-нибудь попроще. Где уж нам учиться у ЦСКА». По мнению Анатолия Кострюкова, «в тренерской среде постоянную прописку получила теория, быстро ставшая популярной. Победы ЦСКА объяснялись только наличием “своего льда” и концентрацией в этой команде одаренных хоккеистов». Отговорки, что называется, на все случаи жизни! Учиться же у Тарасова следовало, как предлагал Пучков, методам тренировок, позволяющих отменно готовить хоккеистов в подготовительный период.
Тарасов с его гиперболизированной требовательностью к качеству занятий тонко чувствовал, когда на тренировке следует смягчить, сбавить обороты, дать игрокам перевести дух. Он никогда не объявлял об этом, не произносил ожидавшееся хоккеистами указание: «А теперь — пауза!» Устраивал передышку иными способами. Как только в разгар сверхинтенсивной тренировки Тарасов видел, что пора несколько сбавить темп, он мог, проезжая мимо стоявшего у бортика Юрия Королева, полушепотом бросить: «Юра, уйди с катка, вернись через пять минут и скажи громко: “Анатолий Владимирович, вас к телефону…”». Королев так и поступал. Тарасов со льда уходил, игроки в присутствии оставшегося ассистента главного тренера позволяли «себе передышку — сокращали количество повторений или выполняли упражнения менее добросовестно». Тарасов через несколько минут возвращался, делал недовольное лицо и с напускным удивлением обращался к хоккеистам: «В чем дело, Александр Павлович?! Толя, Толя Фирсов, где огонек в глазах?!» «То был, — говорит Королев, — один из тарасовских приемов, позволявших разрядить обстановку и дать игрокам передышку».