Анатомия бабника
Шрифт:
— О-о-о, — сказала Линдси. Она мотнула головой в сторону своего стола. — Иди за мной.
Я сделала, как было велено, радуясь, что это было достаточно далеко от Уилла, чтобы он не услышал, что я скажу, — он бы наверняка рассказал ей об электронных письмах и измене. Она поставила свой кофе и присела на край стола так, чтобы смотреть мне в лицо.
— Говори.
— Я не хочу настраивать всех студентов друг против друга, — сказала я. — Это никогда не было моей целью. Комментарии к опросу ужасны, и теперь люди протестуют? Ситуация выходит из-под контроля.
— Ты подняла шумиху — это
— В том-то и дело. Я… — давай, Уитни, выдави это из себя. — Я не уверена, что хочу больше выступать публично. Я не хочу, чтобы часть студентов ненавидела другую часть. Разве после окончания школы все не должно было наладиться?
— В этом-то и проблема. Предполагалось, что это будет лучше, но это то же самое дерьмо, только в другой школе. Вот почему мы должны указывать на это столько раз, сколько потребуется, чтобы люди прислушались и, наконец, изменили ситуацию. — Я буквально видела, как от нее исходит разочарование. — Да ладно, ты была так же взбешена несправедливостью всего этого, когда начала копаться в этой истории. Что изменилось?
Лучше спросить, кто в этом замешан. Ответ был чуть выше шести футов ростом, с глубокими карими глазами, крепко обнимающий меня, когда я раскрывала свои секреты, и говорящий, что я идеальна, когда мне больше всего хотелось это услышать.
Я провела рукой по волосам и, хоть в этой ситуации очень трудно было это сделать, обрадовалась небольшой паузе. Ощущение покоя длилось недолго, потому что Линдси смотрела на меня так пристально, что я стала замечать каждое подергивание мускул и свой вздох.
— Я даже не уверена, что у меня достаточно информации, чтобы доказать нашу теорию. Я видела обе стороны, и все не черно-белое, как ты хочешь, чтобы я это представила.
Линдси схватила меня за локоть и отвела в укромный уголок комнаты, прямо к заброшенной искусственной елке, которая была такой пыльной, что казалась скорее коричневой, чем зеленой. Если она планировала утащить меня с глаз, чтобы убить, то это больше походило на расстрел, чем я себе представляла.
— Скажи мне, кто из этих самодовольных ублюдков тебя достал, — попросила Линдси.
— Это не имеет никакого отношения к хоккеистам…
— Ага! Я даже не сказала «хоккеисты», — она наклонилась ближе, ее прищуренные глаза выпытывали информацию.
Я старалась сохранить нейтральное выражение лица, так как вторжение в мое личное пространство усложняет задачу.
— Нет. Конечно, я проводила с ними много времени. Трудно писать о хоккее, не находясь рядом с игроками.
Она крепче сжала мою руку и толкнула ее.
— Ты говорила мне, что ты не из тех глупых блондинок, которые влюбляются в хоккеиста и отказываются от всего, во что верят.
— И это так.
Проницательный взгляд Линдси впился в меня — если работа редактора не удастся, ей следует заняться допросами в полиции. Мне хотелось признаться во всем, хотя я и сжала губы, чтобы сдержаться.
— Ты отказываешься от этого ради парня и доказываешь, что профессор Джессоп был прав, — сказала она. — Доказываешь,
— Почему ты так одержима этим? Что с тобой случилось, что делает это таким важным?
Она отвела взгляд, вместо того чтобы настаивать на том, что лично не заинтересована в этом деле, что меня удивило. Я думала, она прочтет мне речь о честности журналиста или о том, как люди заслуживают правды и справедливости. Затем она медленно перевела взгляд на меня — я не могла точно определить, что в ней изменилось, но знала, что изменилось все.
— Мне не нравится это признавать… Я думала, что выше этого, — в конце концов, она отпустила меня, и вместо того, чтобы радоваться возвращению кровотока, моя рука при каждом новом толчке пронзала острая боль. — Знаешь, почему я выбрала тебя для этой истории?
— Потому что я разбираюсь в хоккее?
Она расхохоталась так, что Уилл вытянул шею. Я могла только представить, как мы выглядели — две девушки, забившиеся в крошечный уголок с искусственным деревом, вызывающим аллергию. Он, казалось, понял, что происходит больше безумия, чем ему хотелось бы знать, и вернул свое внимание к компьютеру.
— Помнишь ту первую статью, которую ты мне предложила? — спросила она. — Ту, о парнях из колледжа?
— Да-а. Ты хочешь, чтобы я написала об этом? — я могла бы сделать это достаточно легко. В него вошли бы некоторые мои мысли из «Анатомии игрока» — конечно, это тоже касалось Хадсона. Но он бы понял это гораздо лучше, чем статью, в которой критикуются спортсмены, особенно когда так много внимания уделяется хоккейной команде, в частности. Он, вероятно, даже счел бы это забавным, и тот факт, что мы теперь вместе, показал бы, что я больше так не думаю. Тебе просто нужно было найти подходящего парня из колледжа, того, кто увидит тебя настоящую и будет подходить тебе, как твои любимые джинсы, как будто он был сшит специально для тебя.
Черты Линдси смягчились, открывая ту ее сторону, которую я никогда не видела.
— По правде говоря, я бы с удовольствием опубликовала подобную статью, потому что также чувствую это разочарование. Я видела, как сильно ты в это верила, и видела твою боль из-за парней, которые лгали тебе и заставляли думать, что ты им небезразлична… Я увидела эту страсть и подумала, что эта девочка будет бороться за дело людей. Она, как и я, разочаровалась в парнях и отношениях, поэтому не поддастся на ложь какого-то спортсмена и не откажется от этой истории. Она не будет похожа на последнего парня, который начинал эту работу, но уже через неделю у него случился приступ поклонения герою.
Я всегда хотела бороться за те дела, в которые верила. Я хотела разоблачать правонарушения и заставлять людей задуматься. Но гневные комментарии и протесты заставили меня подумать, что все, чего я добилась, — это заставила людей воевать, когда процветал мир. Линдси, казалось, была настроена на возмездие, и, хоть вскользь упоминались футбольная и баскетбольная команды, очевидно, что ее главной целью были ребята с хоккея.
— У тебя зуб на хоккейную команду, — сказала я. — Почему?
Линдси сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.