Анатомия теургии

Скумбриев Вадим

А потом заявился Кенельм, на этот раз леденяще бесстрастный, ни намёком не показавший, что вчера между ними было хоть что-то.

— Король хочет тебя видеть, — коротко сказал он. — Сейчас.

Сопротивляться не было никакого смысла — если бы Кенельм захотел, скрутил бы Гиту без труда, к тому же она сама изнывала от скуки и устала выдумывать, что от неё могло понадобиться Тостигу. Гвардейцы, однако, так не считали, и в коридоре её ждали ещё трое, все, как на подбор, высокие и плечистые.

— Надо же, —

не сдержалась Гита, оглядев сопровождающих. — Четверо мужчин потребовалось, чтобы отвести к его величеству безоружную женщину.

— Идём, — велел Кенельм. Остальные одарили Гиту недобрыми взглядами, но не сказали ничего.

Идти, к удивлению норны, пришлось недалеко. Король принял её не в кабинете, а в небольшой гостиной, явно не предназначенной для высоких гостей. Слишком простая обстановка, при этом Тостигу удалось создать впечатление высокого качества, не скатившись в дешёвую помпезность вроде золотых инкрустаций и шёлковых штор, и это о многом говорило.

— Норна, мой король, — сказал Кенельм, перешагнув порог.

— Чудесно! — Тостиг поднял голову. Он сидел у камина, протянув руки к огню — было ощутимо холодно. — Садитесь, мейстрес Фэруолл.

Кенельм выдвинул ей стул, и Гита, подобрав юбку, аккуратно села. Напоследок она одарила хускэрла благодарной улыбкой, постаравшись, чтобы он уж точно уловил иронию в её глазах. Но лицо Кенельма осталось бесстрастным.

От короля больше не последовало никаких указаний, но хускэрлы повернулись и один за другим вышли из комнаты. Тостиг терпеливо ждал. Наконец, хлопнула дверь, и он расслабленно вытянулся в своём кресле.

Наступила тишина. То ли король предлагал гостье начать первой, то ли просто испытывал её терпение, но начинать разговор он не спешил. И даже не смотрел на Гиту, предпочитая разглядывать потолок.

Это была какая-то игра, но Гита не собиралась играть по правилам. Поэтому она выбрала свой вариант — приподнявшись в кресле, резко подвинула его ближе к огню, да так, чтобы как можно громче загреметь ножками по полу.

Тостиг вздохнул.

— Ладно, я понял, — сказал он. — Но, право, мне было интересно, как вы себя поведёте.

— Теперь вы знаете, — безмятежно ответила Гита. Здесь, у самого камина, было вполне тепло на её вкус, и накатила сонливость — снова дали о себе знать последствия зелья.

— Так же как и вы, думаю, знаете, почему мы сейчас разговариваем.

— Предполагаю.

— Ну, всё очень просто. Вы соглашаетесь дать мне возможность воспользоваться вашими талантами… кстати, Тангол-отель впечатлил даже меня… а взамен получаете прощение и награду.

— Прощение можете засунуть себе в…

— Без прощения, — быстро перебил её король. — Ранг придворной колдуньи, хорошая сумма серебром и мехами и новый дом, либо восстановление старого силами короны.

— Мы не на торгу.

— Значит,

нет? Но почему? — в его голосе сквозило разочарование.

— Вы знаете ответ.

— Окта? Бросьте, мейстрес Фэруолл. Окте на вас плевать, кроме разве что некоторых фанатиков, но здесь таковых немного, и они тоже подчиняются мне. Давайте смотреть правде в глаза, язычество умирает. Все эти ковены, в которых верховодят столетние старухи — да они только языками чесать могут. У язычников нет организации, которая позволила бы им выстоять. Вот почему священники так легко и обращают северян, уж в этом они мастера. А остальные сопротивляются просто из чувства противоречия.

Гита молчала. Король оказался гораздо разумнее, чем она думала, и видел вещи не совсем так, как их должен был видеть неофит. И ведь он был прав. У язычников была вера, но не было Церкви. В каждом ковене, в каждом шире имелись свои собственные верования, ритуалы, священные места. А разобщённого противника всегда легче побеждать.

— К тому же, — продолжал король, — я не припомню, чтобы вы участвовали в жизни ковена. Я имею в виду сезонные ритуалы. Кроме того, вы не очень-то уважительно отзывались о главе ковена Ранкорна, почтенной…

— Я назвала её полоумной дурой потому, что это чистая правда.

— Да, я знаю. Именно поэтому я сейчас говорю с вами, вместо того, чтобы просто отправить на эшафот за убийство пяти моих хускэрлов и ещё двадцати четырёх человек, в числе которых было немало простых людей, в Тангол-отеле. И за разрушение отеля, конечно же, хотя эта уродливая отделка стен по южной моде мне никогда не нравилась. Надо будет нанять нормального архитектора, когда займусь восстановлением. Вы нужны мне, мейстрес Фэруолл.

— А если я всё-таки откажусь? — бросила пробный камень Гита. Нет, она пока даже не предполагала соглашаться, но…

— Ничего не будет, — король расхохотался. — А чего вы ждали, что я разозлюсь и позову палача? Нет, вы вернётесь в свою комнату и будете спокойно ждать, пока я разгромлю армию братца, и в Хельвеге окончательно установится единая законная власть. А тогда у вас уже не будет выбора. Я не кровожадный мерзавец, мейстрес Фэруолл, что бы обо мне ни говорили.

«Скорее прагматичный делец», — подумала Гита.

— Что вам от меня нужно? — устало спросила она.

— Помочь мне возродить древнее колдовство, разумеется. В отличие от южан, я хорошо знаю, на что способны колдуньи-сейдконы, а тем более норны, и уж точно не собираюсь просто так упускать эту силу. А руины Тангол-отеля и вовсе убедят самого закоренелого скептика. Хотя, надо признать, такого даже я не ожидал.

— Всё равно — нет.

— Жаль, — он вздохнул. — Я действительно надеялся вас убедить. Мне не нравится то, что происходит в Хельвеге, и я сейчас вовсе не о своём брате. О демонах.