Анатомия теургии

Скумбриев Вадим

— Никаких одеял. Тепло в комнате, много воды, и никаких одеял! — обернувшись к нему, Гита сверкнула глазами. — У вас есть лекарственные травы?

Травы нашлись, но благодаря не хозяину, а его жене — та принесла всё, что хуторяне заваривали и пили холодными вечерами. Гита немедленно выбрала шиповник и цветки бузины, отодвинув всё остальное: в народе считалось, что жар может сбить чуть ли не любой полевой цветок, но ведьма хорошо знала, что это не так. Да и этот сбор тоже не очень-то помогал без обработки магией — именно ею она и собиралась заняться.

Затребовав ступку и пестик, Гита истолкла всё в порошок,

который немедленно бросила в котелок с кипятком. Теперь требовалось преобразовать сырьё, дав ему нужные свойства. Для этого существовало заклинание-песня, и память не подвела — Гита прекрасно помнила все куплеты на древнем полузабытом языке. Часть слов она знала, часть — нет, общий смысл текста ускользал от понимания, но несомненным было одно: это работало.

Помешивая варево, она запела — медленно, тягуче, стараясь не сбиваться с ритма. Руки привычно отозвались теплом, странным, колдовстким теплом, совершенно не похожим на жар от котелка. Когда-нибудь, наверное, она раскроет и эту тайну. Выяснит, как работают слова, звучавшие в Хельвеге тысячи лет назад, и отбросит их, оставив лишь чистую магию. Незачем повторять то, чего не понимаешь, если можно пойти другим путём.

Но сейчас она этого пути не знала, и приходилось идти знакомой проторенной тропинкой: петь над котелком, из которого исходило подрагивающее в такт словам сияние. Наверное, со стороны это смотрелось глупо, во всяком случае, Гита считала именно так. Но хозяева хутора смотрели на неё с благоговением, а мечущемуся в лихорадке юноше и вовсе был безразличен весь мир.

Последнее слово утонуло в глубинах котелка, и сияние пошло на убыль. Гита со стоном выпрямилась — песня забрала у неё слишком много сил. Раньше она бы даже не обратила внимание на это, но сейчас была слишком слаба.

— Налить в кружку на палец и дать ему выпить, — с трудом выговорила она, вставая на ноги. — Когда жар спадёт, дать простой воды. Тёплой. Много. Одеялами не укрывать, зелье не давать, если нет жара. Если сделаете всё как я сказала, может, он и выживет.

Хозяева молчали, съежившись, будто стояли перед ворчащим медведем.

— А теперь я буду благодарна, если вы постелите мне где-нибудь… — не выдержала Гита, и это наконец расшевелило их. Хозяйка засуетилась, доставая бельё, хозяин протянул руку к котелку, но тут же отдёрнул её и, рассыпаясь в извинениях, отдал Гите кружку. Норна выругалась.

— Когда я уеду, вам всё равно придётся делать это самим, — проворчала она, набирая нужную дозу и подходя к юноше. Тот уже немного пришёл в себя — видимо, сказались сброшенные одеяла — и без колебаний выпил всё до дна. — Хороший мальчик. А теперь спи.

— Это вылечит его? — осторожно спросил хозяин.

— Это уймёт жар и даст ему сил, чтобы бороться с болезнью. Если вы не будете ей помогать, шансы у него хорошие.

— Мы бы никогда…

— Да, да, я знаю. Всё как обычно. Лучше сделайте выводы из своих ошибок, а не повторяйте их. Теперь, если позволите…

Ей постелили в маленькой уютной комнатке, в которой что-то было не так — и не сразу Гита поняла, что. Слишком пыльно, слишком затхло, будто сюда не входили очень давно. И на кровати очень давно никто не спал. Не сразу норна увидела то, что должно было сразу броситься в глаза: старые, потрескавшиеся от времени детские игрушки на чурбаке у окна. Грубо вырезанные

куклы и волчок, полусгнивший за прошедшие годы.

— Пускай так, — прошептала Гита, закрывая дверь. Очень хотелось рухнуть на кровать и тут же уснуть, но она всё же заставила себя подпереть дверь табуретом — никакой задвижки на ней не было — и приклеить к тёмным доскам крохотное заклинание, которое должно взорваться диким визгом, если кто-то попробует войти внутрь. Это несложное колдовство забрало последние силы, и, закончив, Гита без сил опустилась на подушку.

Бок продолжал гореть — жаль, что рядом нет Магнуса. Завтра надо будет посмотреть, что там с раной. Завтра…

Она уснула.

* * *

Рона упорно продолжала тренироваться.

Только сейчас она заметила прогресс — просто вдруг осознав, что в действительности видит гобелен на стене и вышитый на нём герб, а не просто мутное пятно. Это длилось десяток ударов сердца, не больше, но она всё же видела.

Она будто вошла в поток. Связь с обсидианом осталась, но теперь она горела где-то на границе сознания, Рона же могла обратить мысли на что-то другое, что и сделала, увидев гобелен. Но как только она осознала случившееся, связь прервалась, и всё вновь потеряло чёткость.

— Работаешь? — услышала она голос Альмы.

— Да, — тихо ответила девушка.

— У Магнуса есть кое-что для тебя.

Поток силы будто сам собой коснулся жезла, и Рона снова увидела — два пятна, вдруг проявившие черты людей. Магнус и Альма, стоявшие у дверей её комнаты. В руках у некроманта — небольшой мешочек. Наверное, это и есть то самое «кое-что».

— Дождя и теней, наставник, — вырвалось у неё. Джумарское приветствие, как сказала Альма. Поймёт ли некромант её правильно?

— Дождя и теней, ученица, — он улыбнулся. — Как твои успехи?

— Уже лучше, но пока ещё плохо, — честно ответила Рона. — Приходится концентрироваться, чтобы чётко видеть, и я быстро теряюсь.

— Жезл не очень удобен для этого. Ты сжимаешь его в руках, тебе приходится поднимать его, чтобы видеть под нужным углом, и это отвлекает, — сказала Альма. — Магнус считает, что это можно исправить.

— Как?

— Сперва мне нужно тебя осмотреть. Пойдём.

На этот раз она видела, куда они шли — сперва по коридору, потом по лестнице наверх, в круглую комнату в башне. И Рона смогла увидеть полки со старинными рукописными книгами, стол с лабораторной посудой и ещё один в самом центре, пустой, явно принесённый сюда недавно. Слишком он выделялся и слишком странно смотрелся здесь.

А ещё на нём лежала подушка.

— Ложись, — сказал Магнус. — И постарайся расслабиться.

Они по-прежнему ничего не говорили, и в былое время это вызвало бы у Роны бурю эмоций. Но сейчас она послушно легла на стол, сложив руки на животе и, так и не сказав ни слова, глубоко вздохнула.

Магнус снял с неё повязку и осторожно коснулся того, что некогда было веками. На миг Рона ощутила его мягкие пальцы, а потом чувства вдруг исчезли, лицо занемело, как бывает с ногой, если отсидишь её. Сердце тут же отозвалось тёплой волной тревоги, захотелось вскочить на ноги и схватиться за несуществующие глаза, но Рона всё же заставила себя лежать, не шевелясь. Некромант должен знать, что делает, и раз он сказал лежать, значит, нужно лежать. А она может сделать только хуже.