Анди. Сердце пустыни
Шрифт:
Судя по шороху, рабыня опустилась на пол, облокотилась о кровать. Помолчала. А когда Ирлан почти задремал, ее тихий, густой голос наполнил комнату:
— У пустыни много детей. На востоке обитают настоящие великаны. Их мужчины столь сильны, что могут бегом преодолеть всю пустыню за десять дней. Их женщины столь выносливы, что носят на себе по трое детей. А когда они вступают в бой, то превращаются в диких зверей. На западе, по берегам Великой реки, живут земляные. Они роются на полях целыми днями и никогда не покидают свои земли. А еще там обитают шейты — известные своими целительскими талантами. Юг захватила Хайда, приютившая
Ирлан, затаив дыхание, ждал продолжения, но его не было. И так, на его памяти, это была самая длинная речь, которую сказала рабыня.
Источник в сердце пустыни? Снимет любое проклятие? Смахивало на сказку, и скорее всего никого источника под песком не было, иначе туда давно бы протоптали широкую дорогу страждущие. Но если троглодка права? Если его поиски бессмысленны? Тогда может стоит зайти с другой стороны? Поискать средство снять неснимаемое? Что-то из ряда чудо чудное, диво дивное. Источник под песками подходил на эту роль как нельзя лучше.
Но поддаваться на авантюру? Рисковать ради миража? Лучше он поищет еще о ведьмах, а заодно, так и быть, осторожно расспросит об источнике.
Его величество Ашира Третьего не зря прозвали Завоевателем. За время его правления территория Аргоса выросла в полтора раза, а победы исчислялись десятками, но у великого императора была одна слабость — женщины. Она его и сгубила.
Поговаривали, дочь салгаса была красива, как небесная дива. Зато характер имела словно нечистый дух, однако ослепленный ее красотой император не замечали ничего. Не принимал отказы, проводя ночь за ночью в постели наложницы. Забросил жену, позабыл детей. Не хотел слушать жалобы слуг на жестокость барьярской красавицы. Лишь распорядился удвоить охрану после того, как та попыталась бежать.
Дарил десятками драгоценности, выполнял любой каприз, мечтал завладеть неприступным сердцем, но бальярка хотела одного — свободы. Она ненавидела холодную страну. Не принимала чужой народ. Но главное — ее не трогали заверения в любви правителя Аргоса.
Ашир, страдая от холодности красавицы, пообещал, что отпустит ее домой, если та родит ему дитя и оставит вместо себя. Надеялся, что материнство смягчит ледяное сердце, и барьярская принцесса останется во дворце.
Это произошло за пару месяцев до родов. Прогуливаясь по парку, бальярка подслушала, что после родов ее никто отпускать не собирается, наоборот, охрану усилят под предлогом присмотра за ребенком.
Что конкретно случилось в ту роковую ночь — доподлинно не знает никто. Просто утром двери в покои принцессы оказались заперты изнутри неведомой силой, а когда их вскрыли — вся кровать была покрыта кровью, смешанной с песком, а стены исписаны неизвестными письменами, нанесенные кровью.
И мать, и ребенок не
Найти специалиста по песчаным ведьмам в Аргосе оказалось невозможно, и в Хайду были отправлены гонцы. Потом были мучительные поиски. Поимка ведьм. Допросы и разочаровывающие ответы: «Снять невозможно. Есть лишь смерть».
Аргос потерял великого императора на его сороковой день рождения. Страна полгода была в трауре, но жизнь продолжалась. Взошел на трон его сын, и все пошло по-старому, пока наследнику не исполнилось двадцать семь, и не случился первый приступ аккурат на полнолуние.
Под мысли о несправедливой вине детей за деяния отцов Ирлан снова задремал. Проснулся от воплей над ухом.
— Ах ты, задница мохнатая! А ну пошла вон отсюда.
И ответного рычания.
— Порычи мне еще… Обнаглела совсем. Как жрать, так пожалуйста. А как слушаться, так зубы скалим? А сапогом по морде?
Тело, прижавшееся к ноге Ирлана, напряглось и получить по морде явно не хотело, но и сдавать позиции не собиралось. Рычание набирало обороты. Хвост злобно взбивал постель, и Ирлан подумал, что сапог, которым попробуют ткнуть в эту морду, падет от зубов, а потом пострадает рука Жарка. Дерхи, хоть и давно жили с людьми, прекрасно могли постоять за себя.
Слуга, видно, вспомнил о том, что перед ним хищники и переключился на рабыню:
— А ты чего на полу разлеглась? Не у себя в пещере. Приличные люди на кроватях спят, поняла?
В воздухе сгустилось напряженное предвкушение схватки. К рычанию самки добавилось предупреждающее ворчание самцов.
Ни стыда, ни совести, — сокрушенно подумал Ирлан. У постели больного балаган устроили…
После приступа он чувствовал опустошающую слабость, но отлежаться ему, конечно, никто не позволил — комната грозила стать полей битвы.
— Жарклан, — позвал тихо, однако слуга услышал.
— Тихо вы! — бесстрашно рявкнул на рычащих зверей, наклонился над постелью, спросил с почтением: — Да, господин.
— Завтрак приготовь, а с ними я сам разберусь, — попросил с нажимом.
Жарклан помялся, проворчал:
— Разбалуете вы их, господин
И все же удалился.
Ирлан помолчал. Потом спросил, не открывая глаз:
— Ты действительно спишь на полу?
— Я могу спать где угодно, — донеслось снизу, — на полу, песке, циновке или на кровати. А вот вам лучше пару ночей на песке поспать — быстрее бы восстановились.
Ирлан представил пронизывающий холод местных ночей, ледяное дыхание пустыни после заката, шуршание выползших на охоту местных обитателей и… отказался:
— Мне уже лучше, — соврал. Ему явно не поверили.
— Пойду я, — поднялась девушка, — сварю вам чай. Он хорошо восстанавливает силы, а дерхи пусть у вас побудут. У больного слабеет душа, животные же неплохо отгоняют темных духов.
Шлепанье босых ног по полу. Затихающее ворчание. И наконец наступившая тишина.
Ирлан хмыкнул. Слабеет душа… Наиглупейшее верование. Душа слабеет от маловерия и дурных пристрастий, а не от телесных болезней. Ну а считать, что для него могут быть опасны темные духи — полная ахинея. Проклятие вещь малоприятная, но даже она не заставит его поверить в этот бред.