Андреев Д.Л. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 1: Русские боги: Поэтический ансамбль.

Андреев Даниил Леонидович

Восемнадцать лет дремавший

Под гранитом зиккурата, –

В ночь глухую мимо башен

Взят – похищен – прочь влеком.

В опечатанном вагоне

Вдоль бараков, мимо станций,

Мимо фабрик, новостроек

Мчится мертвый на восток,

И на каждом перегоне

Только вьюга в пьяном танце,

Только месиво сырое

Рваных хлопьев и дорог.

Чьи-то хлипкие волокна,

Похохатывая, хныча,

Льнут снаружи

к талым окнам

И нащупывают щель…

Сторонись! Пространство роя,

Странный поезд мчит добычу;

Сатанеет, кычет, воет

Преисподняя метель.

Увезли… – А из гробницы,

Никому незрим, незнаем,

Он, способный лишь присниться

Вот таким, – выходит сам

Без лица, без черт, без мозга,

Роком царства увлекаем,

И вдыхает острый воздух

В час, открытый чудесам.

Нет – не тень… но схожий с тенью

Контур образа… не тронув

Ни асфальта, ни ступеней,

Реет, веет ко дворцу

И, просачиваясь снова

Сквозь громады бастионов,

Проникает в плоть живого –

К сердцу, к разуму, к лицу.

И, не вникнув мыслью грузной

В совершающийся ужас,

С тупо-сладкой, мутной болью

Только чувствует второй,

Как удвоенная воля

В нем ярится, пучась, тужась,

И растет до туч над грустной,

Тихо плачущей страной.

1942-1952

XVI

Не блещут кремлевские звезды.

Не плещет толпа у трибуны.

Будь зорок! В столице безлунной

Как в проруби зимней, черно…

Лишь дальний обугленный воздух

Прожекторы длинные режут,

Бросая лучистые мрежи

Глубоко на звездное дно.

Давно догорели пожары

В пустынях германского тыла.

Давно пепелище остыло

И Новгорода, и Орла.

Огромны ночные удары

В чугунную дверь горизонта:

Враг здесь! Уже сполохом фронта

Трепещет окрестная мгла.

Когда ж нарастающим гудом

Звучнеют пустые высоты

И толпы в подземные соты

Спешат, бормоча о конце, –

Навстречу сверкают, как чудо,

Параболы звезд небывалых:

Зеленых, серебряных, алых

На тусклом ночном багреце.

Читай! В исполинском размахе

Вращается жернов возмездья,

Несутся и гаснут созвездья,

Над кровлями воет сполох, –

Свершается в небе и в прахе

Живой апокалипсис века:

Читай! Письмена эти – веха

Народов, и стран, и эпох.

декабрь 1941

XVII

А.А.

Ты

еще драгоценней

Стала в эти кромешные дни.

О моем Авиценне

Оборвавшийся труд сохрани.

Нудный примус грохочет,

Обессмыслив из кухни весь дом:

Злая нежить хохочет

Над заветным и странным трудом.

Если нужно – под поезд

Ты рванешься, как ангел, за ним;

Ты умрешь, успокоясь,

Когда буду читаем и чтим.

Ты пребудешь бессменно,

Если сделаюсь жалок и стар;

Буду сброшен в геенну –

Ты ворвешься за мной, как Иштар.

Ты проносишь искусство,

Как свечу меж ладоней, во тьме,

И от снежного хруста

Шаг твой слышен в гробу и тюрьме.

Так прими скарабея –

Знак бессмертья, любви и труда.

Обещаю тебе я

Навсегда, навсегда, навсегда:

Может быть, эту ношу

Разроняю по злым городам,

Всё швырну и отброшу,

Только веру и труд не предам.

1958

XVIII

А сердце еще не сгорело в страданье,

Все просит и молит, стыдясь и шепча,

Певучих богатств и щедрот мирозданья

На этой земле, золотой как парча:

Неведомых далей, неслышанных песен,

Невиданных стран, непройденных дорог,

Где мир нераскрытый – как в детстве чудесен,

Как юность пьянящ и как зрелость широк;

Безгрозного полдня над мирной рекою,

Куда я последний свой дар унесу,

И старости мудрой в безгневном покое

На пасеке, в вечно шумящем лесу.

Я сплю, – и все счастье грядущих свиданий

С горячей землею мне снится теперь,

И образы невоплощенных созданий

Толпятся, стучась в мою нищую дверь.

Учи же меня! Всенародным ненастьем

Горчайшему самозабвенью учи,

Учи принимать чашу мук – как причастье,

А тусклое зарево бед – как лучи!

Когда же засвищет свинцовая вьюга

И шквалом кипящим ворвется ко мне –

Священную волю сурового друга

Учи понимать меня в судном огне.

1941

XIX

А.А.

И вот закрывается теплый дом,

И сени станут покрыты льдом,

Не обогреет старая печь,