Андреев Д.Л. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 4: Автобиографические материалы. Проза. Стихотворения. Письма.

Андреев Даниил Леонидович

Мрак, заслоняющий Вышние и Нижние слои, озаряется: множество фигур в блистающих, как латы, одеждах, с факелами в высоко поднятых руках, движутся по невидимым стезям к Небесному Кремлю.

Голоса героев прошедшего

Первый

Вот — то, что веками подкрадывалось По тропам столетий изрытым, Отмаливалось, откладывалось, Отсрочивалось Синклитом!

Другой

Заслышав твой клич ли, трубы ли, Спеша от подземных отрогов, Мы кольца воли ослабили Вкруг города

игв и раруггов.

Третий

Мы здесь, Яросвете, но некоторых Гнетут чугунные грузы: Судьба их из битвы повергла В кромешные вражьи узы.

Четвертый

Они в плену преисподней: Их давит мертвая арка Глубиннейшей, самой задней Из тайных темниц Друккарга.

Еще один

Но от решающей битвы Неуловимо сторонятся Лукаво-умные игвы И бешеная их конница.

Гул голосов стихает, как бы расступаясь перед кем-то более могущественным, приближающимся издалека.

Тихий говор

— Спешит в ристании Рушитель ига… — Грядет — в блистании Архистратига! — Его присутствие Нам мощь умножит! — Его напутствие Броней послужит.

Мерный скач-полет воздушного всадника явственно определяется для слуха.

Голоса

— Горяч, как полдень, Под ним носитель: — Он мчится в молниях, Как в ярой свите, — Он сам — оружие, Поборник сирым, — Конь нашей дружбы С животным миром!

Неизвестный, вслушиваясь

Топот Белого Всадника… Кем был он? где коронован? Даймон! Ты — наш посредник; Дай угадать мне, кто он!

Даймон

В твоей стране Он жил, он правил; Он сам прибавил Свой груз к Вине, Но, взяв Вину, Он понял, с кем он; Он понял: демон Влечет страну Чредой подмен, Столь явных ныне, В кольцо гордыни И в адский плен. И ложь держав Отверг он сердцем; Быв самодержцем, Ушел, избрав Седой туман Да нищий посох, Омытый в росах Нездешних стран.

Звук конского скача стихает.

Голос Яросвета

Ты предшественника Антихриста поборол; До Синклита Шаданакара ты досягнул; Что увидел ты с поднебесия, мой орел? Что за свиток тебе Сын Господа развернул?

Голос императора-искупителя

Гибель зарится, Яросвете, на твой чертог. Чужеземные уицраоры разъярены; Их обуздывает великий Противобог, Устрашая

из непонятной им глубины. Ибо братья твои — водители всех земель — Их на Жругра вооружают; и, трепеща, Враг лукавит, чтоб не изведала Цитадель Взмах погибельный их чудовищного меча.

Яросвет

Уицраоров чужеземных сооруженья Не усилим и не оправдаем мы никогда, Ни сиянием святорусского благословения, Ни согласием на неистовство их суда.

Голос Яросвета усиливается до мощи призыва — в третий раз

Для общения с высшей правдой Шаданакара Единитесь же в целокупности наших сил, Вы, кто светочами пророческого дара Души русские озарял и преобразил!

Неизвестный

Вижу, как зов несется По всем небесным селениям, Не к витязям, не к полководцам — Только творцам и гениям.

Шепот в катакомбах:

Девушка

О, если б хоть краем зрения Постигнуть, как блещут там Загробные их создания, Их общий, их вышний храм…

Ректор

Как, и они удостоены Венцов Небесной России? Не родомыслы, не воины, Не праведники, не святые. Пусть — гении… разве гений — И много ль найдешь творений, Светливших туман сердец?

Молодой интеллигент

А я — за любое творение, Где жаркая кровь страстотерпца, Отдам мое тусклое зрение И утлое, нищее сердце.

Даймон

Творец и гений, как и любой, Влекомы выбранною судьбой, Сквозь просветление здесь иль там, К высокоцарствующим мирам. Кто ж ведал творчество на земле, Дар провозвестника не предав — Творит стократы в Святом Кремле, В краю наивысших свобод и прав.

Неизвестный, напряженно вглядываясь

Но незнаком приближающийся Первейшим: он прям и строг, Одежда его развевающаяся — В пыли нездешних дорог; В бесплотных руках — меч воина, Опущенный вниз лучом… Лазурью — нет, синевою Пророчат глаза — о чем?..

Даймон

В кромешной России ведомо Едва ли десятку тысяч То имя^{44}, что в будущем следовало бы На цоколе храмов высечь. Но трижды он был восхищен^{45}, Привечен и обручаем Той, розу Чью все мы ищем, И ризу Чью все мы чаем. То было в песках Египта, И русской весною было, И может быть, ваша крипта Не вовсе его забыла.