Андреевский флаг (фрагменты)
Шрифт:
– Зело борзо! – Капитан-командор тряхнул рассыпанными по плечам каштановыми волосами, на щеке весело заиграл сабельный шрам.
Рука в алой с золотом манжете круто с ног на голову опрокинула синего стекла бутылку. Темное, как гранат, вино запузырилось в чарках.
– За «Викторию», господа! Пущай швед, сукин кот, знает, за чьей сметаной в погреб полез! Петру Алексеичу виват!
Господа опустошили чарки. Сели за стол угощаться. Афонька Крыков щерил щербатый рот; заедал утятину клюквой и подавал рукой знак Луневу: дескать, давай, не скромничай, налегай на закуску!
– Теперь у нас, слава Христу, все имеется: и капитан,
– И государев штандарт!
– Да ну?! Прям чудеса в решете! А ну закажи, коль не шутишь.
– Таким, брат, не шутят. Сильвестр Петрович, прикажи добавить свечей. – Григорий поднялся с лавки, взял с дальнего конца стола седельный подсумок, расстегнул обе латунные пряжки.
Посыльный Авдей споро оживил еще два шестилапых шандала. Андреевский флаг сочно вспыхнул весенней свежестью в пальцах Лунева.
– У-ух ты! Сильвестр Петрович! – Крыков не мог оторвать восторженных глаз от штандарта. – Гля-ка, капитан-то наш... будто кусок неба Христова в руках держит.
Григорий зарделся верхами скул: гордясь и волнуясь своей миссией, расстелил на скобленом сосновом полу знамя.
– Эва, море-окиян!.. – зачарованно охнул Афанасий. – Почитай, всю горницу затопило. Красотиш-ша! А? Капитан-командор! Под таким штандартом одно удовольствие шведов топить да самому смерть принимать, ребята!
– Афонька! – Иевлев резанул гневным взором. – Придержи язык, ирод. Ишь ты, нашел ребят. Выпил, закусил, упал на сундук и спи, коль язычину на цепи держать не можешь.
Крыков надуто уставился в чарку: «Вечно начальство душу не даст распахнуть!..»
Командир цитадели поднялся из-за стола. Брякая ножнами шпаги, подошел к знамени, будто к кромке морской воды. Скрипя натертой кожей ботфортов, присел возле; бережно тронул шелковистую плотную ткань.
Притихший Афанасий, красный, как рак, в своем стрелецком кафтане, подбил под скамью ноги в грязных сапогах; забыв про обиду, он взирал на белое полотнище Андреевского флага, и небесная голубая гладь скрещенных полос отражалась в его карих глазах.
Григорий начал сворачивать флаг:
– Ежли завтра бриг принимать, завтра и клятву верности команда примет. Пусть каждый матрос, прежде чем водрузим на кормовой флагшток государев штандарт, с оружием, на коленях целует знамя. А уж потом, – Лунев осенился крестом, – можно и в море идти сторожить.
– А ну, погоди убирать сию красоту, капитан! – Иевлев, одергивая камзол и полы кафтана, подошел к Григорию, подхватил край знамени, словно держал в пригоршнях голубую воду. Склонился, будто собрался испить. Трижды поцеловал штандарт: как родную мать, как любимую жену, как ненаглядное чадо. А потом гордо вскинул голову, забросив за плечи длинные пряди:
– Разбили под Азовом турок, опрокинем и шведов. С нами Бог! С нами государь Петр Алексеевич! Ур-ра!
– Ур-ра! Ура! Ура!
...Бражничали офицеры третий час кряду после того, как с радостной вестью объявился начальник таможни Афанасий Крыков. Намолчавшись за долгое ожидание встречи, господа открыли шлюзы. За стуком чарок и трубочным табаком беседы-разговоры велись нараспашку, так что брало за душу: помянули не раз тех, кто сложил головы за Отечество, спорили о предстоящей войне, «долго ли быти крови» с неистовым королем шведским;
– Тебе известно, Григорий Алексеич, что шведские корабли миновали Зунд [55] ... и вот-вот должны объявиться в Белом море?
– Известно, Сильвестр Петрович. При мне еще из Москвы к вам в Архангельск эстафету [56] отсылали с нарочным. Кстати, сколько их ожидается? Два, три, более?
– Эх, если бы. – Капитан-командор усмехнулся в усы, глаза его остро блеснули: – В том-то и дело-беда, Григорий Лексеич... Не корабли, а эскадра! Пальцев не хватит загибать.
55
Зунд (нем. Sund) – один из проливов, соединяющих Балтийское море с проливом Каттегат. Датское название – Эресунн.
56
Здесь имеется в виду существовавшая ранее срочная почта, доставлявшая письма, донесения со специальными нарочными, сменявшими друг друга в пути от станции к станции (устар.).
– И на каждом фрегате [57] – дюжий десант! – зло ударил кулаком по столу Крыков. – Отборные шведские псы, мать их в дышло... племенные выкормыши!
– Ты только вникни в сие, Григорий! Головою вникни, умом своим... Да и черт с ней, с вражьей силой. Не числом она, брат, страшна, а уменьем своим да сноровкою. Шутка ли? – пол-Европы Карла на штык насадил, аки курей на вертел! И вот теперь... на Русь ясноглазую зуб заточил.
– М-да, и впрямь силен швед. Ну так ведь на то и враг? Слабый на сильного руки не подымет. Тем победа будет дороже. А что же ваш воевода? Как бишь его? – Григорий свел брови.
57
Военный парусный трехмачтовый корабль, второй по величине после линейного корабля.
– Князь Прозоровский, ни дна ему, ни покрышки! – Крыков с ненавистью сузил глаза.
– Ну-ну, полегче, Афонька! – Иевлев отложил вилку.
– Да куды уж легче, командор? Правда, она завсегда глаза колет! Как есть, так и глаголю! Сволота и гад он ползучий. Паук старый... разбросал повсюду тенеты свои... До последней поры жили как мухи, ни ногой, ни рукой без евонной указки шевельнуть не могли. Он и есть первый враг делу Петрову! Старой закалки он. Все дерзанья государя Петра Алексеича для него – кость в горле.
– Молчать, Афанасий! Меру и устав помни!
– Да что ж тут у вас, капитан-командор?! – Лунев с настороженным недоверием посмотрел на Иевлева.
– Увы, брат, увы... в семье не без урода. Правду глаголет таможня. Все так и есть. Изменник Прозоровский и трус. Верно народишко бает: «Воевода-воин – сидит под кустом да воет». И так всю дорогу потакал шведу. Негоциантам ихним красную дорогу давал, а наших поморов в затвор... А уж как прознал про эскадру шведскую, так дрожь стала бить, решил ключи от Архангельска на подушке бархатной ворогу выдать...