Андреевский кавалер

Козлов Вильям Федорович

– Погляжу, не забрался ли кто в сад, – растерянно пролепетала она. Теперь она дышала так, будто в груди ее была запрятана детская губная гармоника, на побелевшем рыхлом лице двумя черными провалами выделялись расширившиеся от страха глаза.

– Я сам погляжу. – Макар Иванович сделал несколько шагов по направлению к ней. Женщина, схватившись за грудь, взвизгнула и попыталась первой выскочить за дверь, но Семченков железной хваткой обхватил ее поперек туловища, свободной рукой зажал рот и волоком потащил в комнату. Стараясь не задевать за мебель, опустил на разобранную кровать, она слабо сопротивлялась,

что-то мычала, руки ее шарили по его спине, дергали за одежду. Нащупав большую пуховую подушку, он изловчился и накрыл ее голову, потом всей тяжестью навалился…

Она уже давно затихла, а он все еще прижимал грудью расплющенную подушку и слушал глухой стук собственного сердца. Слабый лучик уроненного на половик фонарика освещал на простеньком бархатном коврике над кроватью какой-то пейзаж с лебедями. Откуда-то пришло негромкое тиканье настенных ходиков.

Он стащил с нее пальто, повесил на вешалку у порога, подсунул под голову подушку, посветил фонариком в лицо. Казалось, задушенная с ужасом смотрела на него. Он брезгливо пальцами закрыл ей глаза, поправил половик, аккуратно поставил шлепанцы под кровать, так, чтобы оттуда торчали задники, накрыл покойницу одеялом.

Вернувшись к себе, набросал на листке ровную колонку цифр, передал в эфир, принял ответ. Рука его с механическим карандашом привычно бегала по блокноту, записывая цифры. Расшифровав принятое сообщение, он долго сидел, задумчиво глядя на бумажку. Потом спрятал рацию, сжег листки в душнике оштукатуренной печки. Этот душник был приспособлен для самоварной трубы.

Первое желание было взять рацию, вещи и бежать из этого дома. Поразмыслив, решил не пороть горячку: как бы не сделать себе хуже – подозрение тогда сразу падет на него. Станут разыскивать, приметы его известны, придется паспорт менять… Хозяйка часто жаловалась на астму, значит, могла умереть и естественной смертью. Так все и подумают. Главное – не паниковать!..

Как ни странно, он довольно быстро заснул и утром, заглянув в комнату хозяйки, к своему удивлению обнаружил, что лицо ее за ночь разгладилось, застывшего ужаса на нем больше не было, как и никаких следов насильственной смерти, покойница как покойница. На всякий случай достал из аптечки пузырьки с лекарствами, порошки и все это расставил на тумбочке у изголовья. Выждав до десяти утра, он поспешил к ближайшей соседке, с которой хозяйка поддерживала хорошие отношения.

Скоро в доме захлопали двери, зашаркали торопливые шаги, вокруг покойницы захлопотали женщины, прибыли врач и молоденький парнишка в гражданской одежде с протезом левой кисти, выяснилось, что он следователь из милиции. Макар Иванович ответил на все его вопросы: да, она уже несколько дней страдала от астмы, особенно к вечеру, дышала с хрипами, жаловалась на боли за грудиной, он хотел вчера сходить за доктором, но больная отговорила, мол, это от перемены погоды, само собой пройдет…

Врач с усталым лицом равнодушно перебрала на тумбочке пузырьки, пакетики с порошками, пожала плечами, но ничего не сказала.

– Я вечером заглянул к ней, – нашел нужным пояснить Макар Иванович. – Поинтересовался, не надо ли чего. Попросила какой-то порошок, я в этом мало смыслю, выложил ей все лекарства, что нашел в шкафчике.

– Борисова на астму давно жаловалась, –

сказала врач, усаживаясь за обеденный стол, накрытый Кружевной скатертью, и что-то стала заполнять, очевидно справку о смерти.

– Куда ее? – взглянул следователь на врача. – В морг?

Та, заканчивая писать, пожала плечами:

– Разве у нее нет тут родственников?

– У меня еще ограбление продовольственного склада, – озабоченно взглянул следователь на большие белые часы на запястье.

– Смотрю, хозяйка долго не встает, – ни к кому в частности не обращаясь, со вздохом проговорил Макар Иванович. – Заглянул в комнату, а она уже холодная… Вот как бывает: живет-живет человек – и на тебе!

– Есть у нее близкие родственники? – спросил следователь. Левую руку в новой кожаной перчатке он почему-то держал за спиной.

– Покойница-то со дня на день ждала свояченицу, – сообщила соседка. – Может, нынче к вечеру приедет, она тут недалече, в Монастырском, живет.

Соседку звали Марией, у нее было круглое розовое лицо и живые карие глаза. Не было дня, чтобы она не забегала к Борисовой. Макар Иванович внутренне опасался, как бы она не ляпнула, что Пелагея Никифоровна еще вчера была здорова и ни на что не жаловалась. Круглая, проворная, она то колобком подкатывалась к кровати и, сложив полные руки на животе, скорбно качала головой, ахала, подолгу всматривалась в лицо покойницы, то бросалась к дверям встречать очередного посетителя, то, прислонившись к комоду, концом черного платка – уже успела надеть! – вытирала глаза.

– Ей бы еще жить да жить, – всхлипывала она. – По сыновьям сильно убивалась, вот себя и не сберегла…

– А мне что делать? – обратился к следователю Макар Иванович. – С квартиры съезжать или как?

– Живите, – пошевелил тот рукой с протезом, – пока наследники не найдутся.

– Макар Иванович, вы ведь на все руки мастер, – сказала Мария, – сколотите гроб рабе божьей Пелагее Никифоровне, царствие ей небесное…

– Как получится, – вздохнул Семченков. – Чего-чего, а гробов мне еще не доводилось делать.

– Як ней вчера утром забегала, – говорила соседка. – Кажись, и не жаловалась на свою хворобу…

– Ей обычно к вечеру становилось трудно дышать, – вставил Семченков.

– Астма – такая зараза, в любой момент может задушить человека, – вступила в разговор другая женщина.

– Тоскливо мне тут будет одному, – сказал Семченков. – Пожалуй, поищу я другую квартиру.

– Дело ваше, – рассеянно ответил следователь, строча протокол. – Только, пожалуйста, дом заприте на замок и отдайте ключи… – Он обвел глазами присутствующих: – Кто тут рядом живет?

– Я за всем пригляжу, – колобком подкатилась к нему Мария. – Может, свояченица тут будет жить. Дом-то справный, дров на зиму запасено. Вообще-то они не ладили, ну а теперь чего уж там…

– А вы кто будете Борисовой? – уже собираясь уходить, обратился к Семченкову следователь.

– Никто, – ответил тот. – Эвакуированный я.

– Батюшка, можно покойницу обмывать и обряжать? – спросила следователя Мария.

– Бога ради, – ответил тот, пряча бумаги в полевую сумку. – Передайте этой… свояченице, чтобы по всем правилам оформила в жилищном управлении свидетельство о смерти. Завещания в ее бумагах я не обнаружил.