Андреевский кавалер
Шрифт:
– Попробую через час-два вырваться… Эх, черт, жалко, Леньки нет… – Он бросил быстрый взгляд на девушку, улыбнулся: – Папаша меня заменит.
– Мы будем в клубе репетировать, – сказала Варя.
– Рад, что наконец тебе пригодился, – рассмеялся Семен. – Не переживай, сыграю не хуже вашего Петрухи! У меня репертуар богаче…
Варя понимала, что нужно уходить, – в зале не было ни одной женщины, но что-то удерживало ее здесь. Может, за всю свою жизнь она переступала порог этого дома раз или два. Помнится, года четыре назад вместе с матерью и Митей вытаскивали отсюда захмелевшего отца… В зале было до синевы накурено, дым почему-то не уходил
– Как ты можешь тут? – поморщилась Варя.
– Жить-то надо, – бойко ответил Семен.
– Разве это жизнь? – пожала плечами девушка.
– Может, плюнуть на все и убежать? – Семен по-мальчишески заглянул ей в глаза. – Куда-нибудь подальше. Ух и надоели мне эти пьянчужки!
Семен проводил ее до дверей, неуловимым движением фокусника всунул в карман плитку шоколада «Золотой якорь».
– Иди, зовут, – сказала Варя.
Возвращаясь в клуб, она вдруг подумала, что Алексей Офицеров не прав: никакой не враг Семен Супронович, обыкновенный парень, он же не виноват, что у него такая работа. Не каждый выдержит беготню в дыме и духоте в течение всего дня. Сам бы Лешка наверняка через час или два надрался бы вдрызг, а Семен на работе и капли в рот не берет. После ареста младшего брата он сильно изменился, стал чаще приходить в клуб и расспрашивать про дела комсомольские. Еще зимой Митя толковал о том, что хорошо бы приобщить братьев к комсомолу… Вот Варя и приобщает.
3
Варя ловила завистливые взгляды подружек, когда Иван и Семен провожали ее из клуба. Она с удовольствием слушала их язвительные замечания в адрес друг друга. Конечно, Иван был остроумнее, да и рассказывал интереснее. Семен, оставшись с ней наедине, норовил притиснуть к забору и поцеловать. Иван Васильевич этого не позволял себе, никогда не давал рукам волю. И вообще всегда был приветливым, улыбчивым, но она ведь знала, что у него серьезная работа, о которой он никогда не говорил с ней. Пожелав спокойной ночи, неслышно исчезал вместе со своей собакой в ночном сумраке. И, расставшись с ним, девушка чувствовала себя разочарованной: ну почему он ни разу не поцеловал ее?..
– Не пугайтесь, Варя, это Юсуп, – послышался за спиной негромкий голос Кузнецова.
Огромная черная овчарка возникла из мрака и коснулась прохладной мордой ее руки. Это было самое сильное проявление собачьей вежливости к чужому. Впрочем, Юсуп для Вари, а особенно для Тони давно стал своим. Лишь тоскующий на цепи Буран, издали учуяв чужака, рычал и лаял, на что Юсуп не обращал никакого внимания. Он никогда не приближался к деревенским собакам, а те, завидев его, обходили стороной.
– Ну как вам Лещенко? – поинтересовался Иван Васильевич.
– Какой Лещенко? – удивилась Варя.
– Не рюмку же выпить вы заходили к Супроновичу? – улыбнулся Кузнецов. – Там с утра до вечера гоняют Лещенко.
– Вы за мной шпионите? – резко повернулась к нему Варя.
– Мне Лещенко нравится, – оставив ее вопрос без ответа, продолжал Кузнецов. – За душу берет. Не находите, Варвара Андреевна?
– А мне не нравится, – отрезала она. – Митя говорил, что Лещенко – певец умирающего буржуазного класса. Под его упаднические песни кончали жизнь самоубийством белогвардейцы.
– Ну вот видите, – рассмеялся Иван Васильевич. – Выходит, Лещенко невольно
Было тихо и тепло. Из леса доносились приглушенные крики ночных птиц, где-то на краю поселка тоненько тренькала балалайка. Варя заметила, как Кузнецов машинально дотронулся до кобуры нагана. Как она ни старалась, но не смогла сдержать короткий смешок. Иван удивленно покосился на нее.
– Вы боитесь потерять… оружие?
– Дурная привычка, – сразу понял он, о чем речь. – На границе со мной произошел случай. В какой-то праздник я с товарищем пошел в латышский поселок на танцы. Время было тревожное, и нам разрешили носить с собой оружие. Был такой же вечер, танцевали прямо на лужайке под луной. У латышей есть такой танец… забыл, как называется. В общем, становятся в круг, все обхватывают друг друга за плечи и то в одну сторону, то в другую… Во время этого танца у меня вытащили револьвер. К счастью, я хватился почти сразу… И знаете, кто это сделал?
– Красивая белокурая латышка?
– Пацаненок лет двенадцати, он прикидывался дурачком, все время вертелся под ногами. Конечно, его подучили. Потом мы за ниточку вытащили карася покрупнее.
У освещенного клуба они остановились. Из комнаты доносились девичьи голоса, топот ног, смех, иногда лампу загораживала чья-то голова. В сумраке лицо Кузнецова казалось грустным, из-под лакированного козырька военной фуражки выбились пряди густых волос, Юсуп черной тенью возник в освещенном квадрате, блеснул на них зелеными фонарями и снова растворился в ночи.
– Жалко, что вы не умеете на гармошке играть, – вдруг сказала Варя.
Он пристально посмотрел ей в глаза. Варя, подумала, что, если он сейчас ее поцелует, она не оттолкнет… Но он лишь глубоко вздохнул, отвел взгляд.
– Варя, я еще никому не говорил таких слов., – начал было он, и в этот момент, чуть не сбив его с ног, между ними вслед за кошкой черным снарядом пролетел Юсуп.
Кошка с противным мяуканьем вскарабкалась на сосну, а Юсуп, упершись лапами в толстый ствол, яростно залаял. Сверху, розово посверкивая в свете лампы из окна, планировали на землю лепестки коры. Затаившись в ветвях, кошка возмущенно фыркала.
– Я побежала, – спохватилась Варя. – У нас же репетиция.
– Я вас подожду, – сказал он.
– Не надо! – вырвалось у нее. И, желая, смягчить свою резкость, прибавила: – Завтра. После концерта.
– Может, мне и вправду научиться на гармошке играть? – негромко произнес он, глядя на ее статную фигуру, на мгновение замершую в освещенном прямоугольнике двери.
– Лучше на трубе…
Она рассмеялась и исчезла. Исчезла для него навсегда. И может быть, жизнь Кузнецова сложилась бы совсем по-другому, если бы он пришел на концерт и дождался ее в клубе. Но как раз в праздники-то у Кузнецова было работы больше всего.
4
Семен не обманул надежд Варвары, почти без репетиций он сыграл все, что было нужно, ничуть не хуже Петухова, который сидел не на сцене, как обычно, а в зале с рукой на перевязи и в гипсе. А на его месте молодцевато восседал Семен и лихо рассыпал звучные аккорды. Под его сопровождение хор исполнил песни, плясуны в красных рубахах навыпуск, в хромовых сапогах сотрясали деревянный пол, заставляя громко чихать от пыли первые ряды. И лично от себя, чтобы доставить Варе удовольствие, Семен под собственный аккомпанемент спел популярную революционную песню «Мой паровоз вперед лети – в коммуне остановка…»