Андреевский кавалер
Шрифт:
– Алена с мужем в Риге, – пригорюнившись, заметила Ефимья Андреевна. – Теперича Федор с Тоней собираются в город Великополь. Разлетелись из гнезда все наши птенцы.
– Радоваться надо, старуха, – пробурчал Андрей Иванович. – Дерюгина перевели в Ригу с повышением, Федора назначили начальником дистанции пути. В гору идут наши зятья… – Он задумчиво посмотрел на самоварную конфорку, что звонко подрагивала от гудящего внутри самовара пара. – А Иван-то, грёб его шлёп, всех их обскакал: орден на груди, и у начальства в чести, коли машину дают, как большому начальнику.
– Чего языком-то попусту мелешь? – возмутилась Ефимья Андреевна. – Бога-то
Андрей Иванович снял синий суконный пиджак, расстегнул ворот серой косоворотки, морщинистый лоб его слегка вспотел. Долго он смотрел на выпуклый бок самовара, будто считал выбитые на нем медали, потом глухо уронил:
– Послушай, бабка, что мне Иван-то рассказал… Был он на западной границе, так там неспокойно… И немцы ведут себя нахально, задираются… Много-то он, сама понимаешь, не расскажет, а все тревожно мне на душе.
– Про то и в священном писании говорится: «И прилетят с неба большие птицы с железными клювами, и содрогнется земля под ногами людей, и пожрет все окрест геенна огненная, и наступит конец белого света…»
– Две войны я пережил, старуха, – мрачно сказал Андрей Иванович. – Неужто будет и третья?
– Чему быть, того не миновать, – задумчиво проговорила Ефимья Андреевна. – Много люди грешили – вот и грядет расплата. Бог, он все видит, долго ждет да больно бьет.
– Страдать-то будем не только мы, грешники, – усмехнулся Андрей Иванович. – И вы, праведники!
– Не богохульствуй, Андрей! – строго взглянула на мужа Ефимья Андреевна. – Раз человек родился, значит, нести ему свой тяжкий крест до могилы. А то, что предназначено богом и судьбой, никому из смертных не дано изменить.
– Ну молись, старуха, молись, коли есть охота, – вздохнул Андрей Иванович. – Только сдается мне, что бог давно уже отвернулся от людишек и уши пробками заткнул, чтобы не слышать их жалоб…
– Бог, он все видит, – вздохнула жена. – Беда не на горы падает, а на человека.
– Гляди-ко, чё мне Иван подарил, – вынув из брючного кармана часы с крышками, похвастался он. – Серебряные.
– За то и любишь Ивана, что во всем тебе потакает, – заметила жена. – Деньги совал?
– Чего же мне-то на эту гордую дуреху равняться? – кивнул на дверь, за которой скрылась дочь, Андрей Иванович. – Я ведь такой: бьют – беги, дают – бери! Сами купим ребятишкам, чё надоть. Скажи ты мне, мать, чего это она такая злая на Ивана?
– Любила, – ответила Ефимья Андреевна. – А у любви два конца, так один из них – ненависть.
– Интересно, какой конец ты для меня припасла?
– Почитай, жизнь вместях прожили, чего уж нам считаться, – сказала жена.
Андрей Иванович легко подхватил ведерный самовар за черные ручки и поставил у русской печки на чурбак. Поглядел на согнувшуюся над посудой жену и ушел в свою комнату. Слышно было, как стукнул об пол сначала один тяжелый ботинок, потом второй. А немного погодя донесся могучий, переливистый храп.
Моя мочалкой посуду в большом эмалированном тазу, Ефимья Андреевна подумала, что надо разобрать чемодан с гостинцами и кое-что отнести Тоне. С деньгами лучше не соваться, все равно не возьмет. И Федор ей ни в чем не перечит… Андрей-то Иванович, видно, сильно устал, даже чемодан не распаковал… Бывало, первым делом, переступив порог, доставал для всех питерские гостинцы. Да теперь и угощать-то почти некого. Пустеет их дом. Скоро вдвоем и останутся. А это непривычно:
Несколько раз встречались Ефимья Андреевна и мать Федора Прасковья, но теплых, родственных отношений так и не получилось. Тоня хотя и не жаловалась на свекровь, но все время чувствовала, что та недовольна женитьбой сына на ней. И призналась матери, что рада переводу мужа: теперь они будут жить одни. В городе Тоня уже побывала, он ей понравился. Небольшой, весь в зелени, посередине протекает чистая широкая речка. И название города красивое – Великополь. Всего одну ночь ехать от Андреевки.
Закончив мыть посуду, Ефимья Андреевна раскрыла чемодан и сверху увидела большую зеленую с темными разводами шаль. Благодарная улыбка чуть тронула ее поблекшие губы: это Андрей купил ей. Что-что, а никогда не вернется домой без подарка жене. И тут же улыбка исчезла с ее лица: на коробке с конфетами лежала фотография – Иван и Тоня. Головы близко друг к другу. Он – светлоглазый, скуластый, а она – с короткой стрижкой, невеселая, будто тогда еще предчувствовала, что замужество не принесет ей счастья…
Ефимья Андреевна перевернула фотографию – что-то написано на обороте, но она и так помнит, что они сфотографировались сразу после свадьбы. Зачем Андрей привез эту фотографию? Иван отдал или сам из альбома забрал? Со вздохом спрятала ее в ящик буфета под коробку с нитками и пуговицами.
Глава восемнадцатая
1
Летним утром на одном поезде и» Климова приехали в утопающую в свежей зелени Андреевку Дмитрий Андреевич и его сестра Варвара с мужем и детьми, направились со станции к дому. Ни одни, ни другие не дали телеграммы, потому их никто и не встретил. Старшие Абросимовы телеграмму всегда почему-то связывали с неприятным известием, начинали волноваться, потому близкие всегда приезжали без уведомлений. Встречи были неожиданными и оттого еще более радостными.
Дмитрий Андреевич приехал один, жена с детьми осталась в Туле у матери. Раиса Михайловна не любила наведываться в Андреевку, может, потому, что здесь жила бывшая жена Дмитрия с его первенцем Павлом. Супроновичи приехали в отпуск на целых три месяца. В прошлом году Семен заканчивал строительство важного объекта в Комсомольске-на-Амуре и ради этого даже пожертвовал своим отпуском. Он был все такой же кудрявый, белозубый, правда, немного сутулился. Варвара заметно располнела, но ничуть не утратила стати. Была все такой же смешливой. Сын Миша шумно радовался, а дочь Оля, тихая, застенчивая, с любопытством смотрела на всех большими светлыми, как у отца, глазами и больше помалкивала.
– Сеня, ты иди сначала к своим, – великодушно разрешила Варя. – А попозже придешь к нам.
– Успею, – улыбнулся Семен. – Давай к твоим?
– Посмотрите, одной сосны не стало! – остановился на лужайке напротив отчего дома Дмитрий.
– Тоня писала, что в нее прошлым летом молния ударила, – вспомнила Варя. – Пополам расщепило.
– И хата наша вроде бы меньше стала, – заметил Дмитрий, разглядывая через изгородь дом, в котором родился.
– Мама-а! Мамочка-а! – увидев на крыльце знакомую худощавую фигуру в длинной до пят юбке, звонко закричала Варя.