Андрей Белый: между мифом и судьбой

Спивак Моника Львовна

Ясный ответ на вопрос о том, на чьей стороне автор романа, дается в сцене последней встречи осознавшего себя Коробкина с его двойником злодеем Мандро. Их умопостигаемое воссоединение происходит не в Civitas solis Кампанеллы, не в коммунистическом будущем, предрекаемом пропагандистом Киерко, а в том духовном, незримом Солнечном граде, который грезился Белому с начала 1900-х и контуры которого определились в период вступления на путь антропософии:

Профессор, схвативши за руку, другую выбрасывая, как с копьем <…>

Солнечнописные стены! Лимонно вспоенная стая домов бледным гелио-городом нежилась – персиковым, ананасным, перловым, изливчатым; синей стены эта белая лепень. И светописи из зеленого и золотого стекла!

И ломая историю пятками, лупит из будущего к первым мигам сознанья,

– Мандро, —

– Эдуард!

А профессор, отбросясь мехами назад, спрятав руки в меха, поджимая ладони к микитке и выбросив в свет свет седин, поворачивает ноздрей на Мандро; и – поревывает:

– В корне взять, – уже нет затхлых стен: дышишь воздухом!

В

странном восторге вручася друг другу, они, – близнецы, проходящие друг через друга —

– (сквозь атомы) – звездным дождем электронов! —

– забыли, став братьями в солнечном городе, в недрах разбухшего мига, что им так недавно друг в друга не верилось (Москва. С. 722).

Показательно, что и в итоговых мемуарах Белый выражает негативное отношение к предложенному Кампанеллой мироустройству. В воспоминаниях «На рубеже двух столетий» писатель неожиданно демонстрирует знание того, что, казалось бы, упорно не замечал в послереволюционные годы – тиранический характер Государства Солнца. С властью правителя Civitas solis Белый неожиданно сравнивает порядки в университете и в профессорских семьях, где погруженными в науку безвольными мужьями управляли властные жены:

<…> в результате отбора вынашивалася «тиранша», которой вручалася власть неограниченная и тупая над данным участком славнейшего «Города Солнца»: университет – Город Солнца (МДР. С. 473).

В предисловии к «кучинской редакции» «Начала века» он вообще призывает не поддаваться «логическим заблуждениям Кампанеллы на том основании, что он – первый поставил нас перед картиной социалистической жизни» (НВ. С. 529).

Итак, разрабатывая идеи аргонавтической утопии Солнечного града, Белый первоначально взял у Кампанеллы лишь название, не удостоив автора «Civitas solis» даже упоминания. В послереволюционные годы Кампанелла появляется в его текстах. Белый выдает утописта за единомышленника, но заимствует не собственно коммунистические идеи, а то, что можно было перетолковать в антропософском духе. В конце жизни Белый, сохранивший верность прежним идеалам, вновь попытался от Кампанеллы отстраниться и показать: «Солнечный град» отдельно, а «Civitas solis» Кампанеллы – отдельно.

3. «О, ДЕТИ СОЛНЦА, КАК ОНИ ПРЕКРАСНЫ!»

РОДСТВЕННЫЕ УЗЫ

3.1. «Поют о Солнцах дети Солнца»: Андрей Белый и Константин Бальмонт

Остановимся теперь на собственно солярной части аргонавтического мифа, развиваемого московскими символистами. Белому и его «аргонавтам» солнце виделось настоящей, духовной родиной: «И огненное сердце мое, как ракета, помчалось сквозь хаос небытия к Солнцу, на далекую родину» 185 . А сами они осознавали себя «детьми Солнца». Например, в программном стихотворении «Золотое Руно»:

185

Андрей Белый. Световая сказка // СГ. С. 242.

Дети солнца, вновь холод бесстрастья!Закатилось оно —золотое, старинное счастье —золотое руно! 186

Или – в рассказе «Световая сказка»:

Поют о Солнцах дети Солнца, отыскивают в очах друг у друга солнечные знаки безвременья и называют жизнью эти поиски светов. <…> Среди минут мелькают образы, и все несется в полете жизни. Дети Солнца сквозь бездонную тьму хотят ринуться к Солнцу 187 .

186

Стихотворения и поэмы. Т. 1. С. 81.

187

Андрей Белый. Световая сказка // СГ. С. 239.

Наиболее близок в использовании солнечной символики Андрей Белый к К. Д. Бальмонту 188 . «Дети Солнца» появляются у Бальмонта практически в том же смысловом ореоле, что и у Белого. Например, в стихотворении «Гимн Солнцу», открывающем сборник «Только любовь» (1903), небесное светило воспевается как отец всего живого: «Жизни податель, / Бог и Создатель, / Страшный сжигающий Свет <…>» 189 . А если так, то естественно, что далее (во втором стихотворении цикла) появляются и «дети солнца».

188

См. большой корпус примеров солярной символики в поэзии русского символизма, их сопоставление и анализ см.: Хансен-Лёве А. Русский символизм: система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб.: Академический проект, 1999; Хансен-Лёве А. Русский символизм: система поэтических

мотивов. Мифопоэтический символизм начала века: космическая символика. СПб.: Академический проект, 2003.

189

Бальмонт К. Только любовь. Семицветник. М.: Гриф, 1903. С. 3; Бальмонт К. Д. Собрание сочинений: В 7 т. М.: Книжный клуб «Книговек», 2010. Т. 2: Полное собрание стихов 1909–1914. Кн. 4–7. С. 7.

И много раз лик Мира изменялся,И много протекло могучих рек,Но громко голос Солнца раздавался,И песню крови слышал человек.«О, дети Солнца, как они прекрасны!»Тот возглас перешел из уст в уста.В те дни лобзанья вечно были страстны,В лице красива каждая черта 190 .

Образ «детей Солнца» возникает в том же сборнике в стихотворении «Тише, тише»:

Дети Солнца, не забудьте голос меркнувшего брата,Я люблю в вас ваше утро, вашу смелость и мечты,Но и к вам придет мгновенье охлажденья и заката, —В первый миг и в миг последний будьте, будьте, как цветы 191 .

190

Бальмонт К. Только любовь. С. 5; Бальмонт К. Д. Собрание сочинений. Т. 2. С. 8.

191

Бальмонт К. Только любовь. С. 139; Бальмонт К. Д. Собрание сочинений. Т. 2. С. 73.

А также – в стихотворении «Город Золотых Ворот» из сборника «Литургия красоты» (1905) 192 , где «детьми Солнца» оказываются атланты:

Сон волшебный. Мне приснился древний Город Вод,Что иначе звался – Город Золотых Ворот.В незапамятное время, далеко от нас,Люди Утра в нем явили свой пурпурный час.Люди Утра, Дети Солнца, Духи Страсти, в немОбвенчали Деву-Воду с золотым Огнем.Деву-Воду, что, зачавши от лучей Огня,Остается вечно-светлой, девственность храня.Дети Страсти это знали, строя Город Вод,Воздвигая стройный Город Золотых Ворот.<…>Оттого-то Дети Солнца, в торжестве своем,Башней гордою венчали каждый храм и дом <…> 193 .

192

Бальмонт К. Литургия красоты. Стихийные гимны. М.: Гриф, 1905. С. 129–130.

193

Бальмонт К. Д. Собрание сочинений. Т. 2. С. 169. Меррекюль (сейчас Merik"ula) – курортная местность к западу от Нарвы.

Если в культе Солнца и солнечности Бальмонт – несомненный предшественник Белого, то в вопросе о «детях Солнца» все не так однозначно. Стихотворение «Тише, тише» было опубликовано в «Альманахе книгоиздательства „Гриф“» 194 (появился во второй половине апреля 1903-го) и – вместе со стихотворением «Гимн Солнцу» – в сборнике «Только любовь», вышедшем в ноябре 1903-го. По свидетельству самого Бальмонта, «эта книга возникла на берегу Балтийского моря, в Меррекюле, в летние дни и ночи 1903-го года» 195 .

194

Альманах книгоиздательства «Гриф». М.: Гриф, 1903. С. 9.

195

Бальмонт К. Полное собрание стихов. Т. 4: Только любовь. М.: Скорпион, 1913. С. 8.

Сборник «Золото в лазури» был напечатан в апреле 1904-го, но работать над ним Белый начал за год до публикации. Вспоминая апрель – май 1903-го, он отмечал:

Много пишу стихов из цикла «Золото в Лазури» (РД. С. 346);

<…> в этот период я пишу много <…> начало целого цикла, вошедшего уже потом в «Золото в лазури». В этом цикле впервые начинается для меня культ «солнечного золота» и настроений, связанных с ним <…> (МБ. С. 76).