Андрей Белый: между мифом и судьбой
Шрифт:
Примерно в тех же местах, где пребывает «Божья-то благодать», живет, как «люди сказывают», птица Гамаюн в рассказе И. С. Тургенева «Касьян с Красивой Мечи» (1851) из «Записок охотника». Об этом мечтательно повествует главный герой произведения:
<…> много, что ли, дома-то высидишь? А вот как пойдешь, как пойдешь, – подхватил он, возвысив голос, – и полегчит, право. И солнышко на тебя светит, и богу-то ты видней, и поется-то ладнее. Тут, смотришь, трава какая растет; ну, заметишь – сорвешь. Вода тут бежит, например, ключевая, родник, святая вода; ну, напьешься – заметишь тоже. Птицы поют небесные… А то за Курском пойдут степи, этакие степные места, вот удивленье, вот удовольствие человеку, вот раздолье-то, вот божия-то благодать! И идут они, люди сказывают, до самых теплых морей, где живет птица Гамаюн сладкогласная, и с дерев лист ни зимой не сыплется, ни осенью, и яблоки растут золотые на серебряных ветках, и живет всяк человек в довольстве и справедливости… И вот уж я бы туда пошел… 461
461
Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем:
И непосредственно на Макарийские острова поселяет своего Гамаюна (вместе с Сирином) Константин Бальмонт в стихотворении «Райские птицы» из сборника «Жар-птица» (1907), построенного на славянских аллюзиях:
На Макарийских островах,Куда не смотрят наши страны,Куда не входят смерть и страх,И не доходят великаны, —На Макарийских островахЖивут без горя человеки,Там в изумрудных берегахТекут пурпуровые реки.Там камни ценные цветут,Там все в цветеньи вечно-юном,Там птицы райские живут,Волшебный Сирин с Гамаюном.И если слышим мы во снеНапев, который многолирен,В тот час в блаженной той стране,Поет о счастьи светлый Сирин.И если звоном нежных струнТы убаюкан, засыпая,Так это птица ГамаюнПоет в безвестном, голубая 462 .462
Бальмонт К. Жар-птица: Свирель славянина. М.: Скорпион, 1907. С. 225. Также: Бальмонт К. Д. Собрание сочинений: В 7 т. Т. 2: Полное собрание стихов 1909–1914: Кн. 4–7. М.: Книжный Клуб Книговек, 2010. С. 460–461.
Очевидно, что при создании стихотворения Бальмонт опирался на «Поэтические воззрения славян на природу». Пристальное внимание поэта к этому труду зафиксировано его биографами и исследователями. «Эта книга дала мне за <последний> год столько светлых минут, что не знаю, как ее благословлять», – писал он 10 августа 1905 года близкому другу Т. А. Полиевктовой, приславшей ему трехтомник Афанасьева 463 . В письме от 1 февраля 1906 года он возвращается к той же теме и подчеркивает влияние «Поэтических воззрений…» на свое творчество: «Ни Вы не знали, ни я не подозревал, сколько они мне дадут. Они послужат исходной точкой для целой эпохи, новой эпохи в моей жизни. Я ничего не могу читать – только их <…>. У меня возникает в душе целый мир замыслов и литературных планов» 464 .
463
Цит. по: Куприяновский П. В., Молчанова Н. А. Бальмонт. М.: Молодая гвардия, 2014. С. 157–158 (Жизнь замечательных людей).
464
Там же. С. 163.
В нарушение народной традиции Бальмонт исключает из своего «обзора» птицу Алконост, традиционно идущую в паре с Сирином, и в нарушение «указания» Афанасьева пренебрегает птицей Феникс; он «поселяет» на Макарийских островах рядом с Сирином птицу Гамаюн… Но важнее, на наш взгляд, то, что различия между Сирином и Гамаюном – вполне в духе народной традиции – оказываются несущественными и с точки зрения функциональности, и с точки зрения психологических характеристик. Да и иконографически они скорее похожи, чем своеобразны: Гамаюн «поет в безвестном», Сирин «поет о счастье», Гамаюн – голубая птица, Сирин – светлая… Обе они – птицы райские и волшебные 465 .
465
Примечательно, что в стихотворении «Птица Сирин» из того же сборника Сирин обладает всеми чертами древнегреческой Сирены: «Птица Сирин на Море живет, / На утесе цветном, / На скалистом уступе, над вечной изменностью вод, / Начинающих с шепота волю свою, / и ее возносящих как гром. / Птица Сирин на Море живет / Над глубокой водой, / Птица Сирин так сладко поет, / Чуть завидит корабль, зачарует мечтой золотой, / На плывущих наводит забвенье и сон, / Распинает корабль на подводных камнях, / Утопают пловцы в расцвеченных волнах, / Услаждается музыкой весь небосклон, / Звуки смеха со всех возрастают сторон. / Беспощадна Любовь с Красотой, / Кто-то властный о Жизни и Смерти поет, / Над пустыней седой кто-то есть молодой, / Кто струну озарит – и порвет. / Птица Сирин на Море живет, / Над глубокой водой» (Бальмонт К. Жар-птица… С. 230. Также: Бальмонт К. Д. Собрание сочинений. Т. 2. С. 463–464).
Как кажется, из этой традиции опосредованно исходит и «Птица Гамаюн» Любови Столицы (1910). Правда, рай здесь сужается до личного комфортного пространства, в котором можно с упоением предаваться счастью любви, причем откровенно лесбийской. Анатомия у этой «птахи-девушки» вполне васнецовская («А лицом и грудью – дева…»), окрас же – бальмонтовский («Голубое – в перьях – чрево…»). Ну а пение «голубой Гамаюн» настолько обольстительно, причем не только для лирической героини стихотворения, но и для представителей мужского пола («Зазывали всех, кто юн, – Королевичей – В рай наш девичий…»), что невольно напрашивается сравнение с Сиреной, на худой конец – с Сирином:
В рай мой, розовый от светаИ от яблонного цвета,Прилетала раз онаИ, пока текла весна, Пела, милая, Синекрылая…Голубое –466
Столица Л. Голос Незримого: В 2 т. / Сост., подгот. текста и прим. Л. Я. Дворниковой и В. А. Резвого; послесл. Л. Я. Дворниковой. М.: Водолей, 2013. С. 101–102.
Открыто на древнерусскую книжность ориентируется И. Н. Голенищев-Кутузов в эмигрантском стихотворении «Памяти Е. В. Аничкова» (1937), посвященном знатоку фольклора и язычества. Правда, Сирин с Алконостом манят не на Макарийские острова, не в светлую даль будущего; они поют о мире ушедшем и из мира ушедшего, погребенного «под слоем мертвой пыли», оживляя и воскрешая его:
Вот книги старые под слоем мертвой пыли.Не славит их народная молва.Сперва не поняли, а после позабылиИх мудрые и вещие слова.Через столетия звучит их голос снова,И прошлого приподнялся покров.Иносказания тончайшая основаЦветами заткана земных лугов.Там пенье Сирина и песни Алконоста,Там хоровод идей и дум былых,Там мертвецы вселенского погостаЯвляются, как встарь, среди живых.Из старых книг, из тайников былогоТы новое откроешь миру слово 467 .467
Голенищев-Кутузов И. Н. «Благодарю, за всё благодарю»: Собрание стихотворений / Сост., подгот. текста, прим. И. В. Голенищевой-Кутузовой. Томск; М.: Водолей Publishers, 2004. С. 162.
Приведем еще ряд примеров освоения народной традиции в русской поэзии XX века, ограничившись минимальными к ним пояснениями.
На ту же традицию, что и Бальмонт, ориентируется близкий по поэтике и мировосприятию к символистам мистик и визионер Даниил Андреев, для которого Сирин, Алконост, Гамаюн – благие существа духовного мира, населяющие и оберегающие «Небесную Россию» и «Небесный Кремль».
Те же, кто были гениями и вестниками на Земле, продолжают после искуплений, просветлений и трансформ свое творчество здесь, в затомисах. Возрастает блаженство самих гамаюнов и сиринов, когда они видят те эпопеи, которые творят там великие души, прошедшие в последний раз по земле в обликах Державина и Пушкина, Лермонтова и Гоголя, Толстого и Достоевского, Рублева и Сурикова, Глинки и Мусоргского, Казакова и Баженова. Светящиеся волны невообразимых звучаний взмывают местами как бы из сердца небесных гор: они водворяют душу в состояние такой духовной отрады, от какого разорвалось бы земное сердце, и, поднимаясь и меняясь, подобно славословящим облакам, опускаются в любви и тишайшей радости, —
пишет он в «Розе Мира» 468 .
В космогонии Даниила Андреева райские птицы являются инвариантами Ангелов, Архангелов и Начал христианской ангелологии:
Сакуала Ангелов Высшего Круга венчается миром Начал, творящих материальность затомисов, и Архангелами – теми самыми, кем становятся после трансформы сирины, алконосты и гамаюны Рая, Эдема, Монсальвата, Жюнфлейи и Святой России – всех затомисов христианских метакультур. Они творят материальность миров «Высокого долженствования» 469 .
468
Андреев Д. Л. Собрание сочинений: В 3 т. Т. 2: Роза Мира / Сост., подгот. текста А. Л. Андреевой; под ред. Б. Н. Романова. М.: Редакция журнала «Урания», 1997. С. 136.
469
Там же. С. 150.
Некоторая, мягко говоря, нетрадиционность подобного построения ангельской иерархии, первой ступенью которой оказываются райские птицы, заставляет Даниила Андреева сделать оговорку:
Знаю, что излагаемое совершенство не совпадает с традициями христианской ангелологии, несмотря на общность названий. Мне жаль, что это так. Но я пишу не от себя и не могу вносить изменений до тех пор, пока на это не укажет единственный Голос, которому я доверяю полностью 470 .
470
Там же.