Андрей Беспамятный - Кастинг Ивана Грозного

Прозоров Александр Дмитриевич

Только теперь, постепенно отходя от ярости битвы, сержант ощутил плечами влажный от крови тегиляй, увидел свисающие лошадиные кишки. Его затошнило, и Матях торопливо избавился от матерчатого доспеха:

— Фу, какая гадость!

— Не скажи, боярин, — попытался покачать в шлеме головой немец. — Это была печень. Она очень вкусна, коли ее в вине мозельском вымочить и на углях запечь.

— Спасибо, я сыт… Ну вот, рубашка тоже испорчена! — Андрей сдернул через голову и откинул покрытую множеством кровавых пятен одежду, оставшись в портах и с поясом на голом животе.

— Ого! Откуда столько шрамов, боярин? — окинул его взглядом

рыцарь.

— Стрелы татарские, — небрежно отмахнулся сержант. — Попал я тут недавно в переделку…

— Прости, боярин, — прокашлялся немец. — Если ты не очень устал, может, поможешь мне подняться?

— Да, — спохватился Андрей и принялся растаскивать мертвецов. Нашел на земле чью-то пику, с ее помощью отвалил в сторону лежащую поперек ног немца мертвую лошадь. Потом ухватил товарища по оружию за руку, поставил вертикально. Нашел ремни на плечах, расстегнул, помог снять шлем.

— Благодарю, боярин, — облегченно перевел дух Лебтон. — Если не затруднит, пособи от юбки избавиться.

Пластинчатая латная юбка также крепилась несколькими ремнями, после освобождения от которых тяжело ударилась оземь. Ремни на руках и на бедрах немец расстегнул уже сам, оставшись в одной только кирасе.

— Я вижу, судьба оказалась к нам благосклонной, — огляделся Лебтон. — Мы храбро сражались и одержали победу.

— Да уж, мы с тобой оба изрядно постарались, — рассмеялся Матях, утер мокрое лицо, взглянул на ладонь: — Вот черт! И тут кровь. Нет уж, печень, может, жареной и хороша, но я хочу умыться. Если кто-то станет меня искать, я у колодца.

Андрей двинулся к брошенной татарской стоянке пешком, но, увидев заводных коней, вполне резонно предположил, что верхом получится быстрее. Лучше плохо ехать, чем хорошо идти — как будут говорить в этих местах спустя четыреста лет.

Когда он вернулся к месту сечи, между заваленной трупами, изрытой копытами землей и ближним лесом уже стоял в три ряда длинный обоз. Смерды с кровавыми шрамами на запястьях разбирали тела, оттаскивая к глубокой яме врагов, среди которых почему-то не обнаруживалось ни одного раненого, а погибших и раненых русичей укладывали на свежую траву, набросанную в повозки. Скорбное действо отнюдь не мешало бурному пиру, идущему в полусотне метров, возле обоза. Здесь вовсю пылали костры, жарились бараньи туши, ручьем текли кумыс и вино. Ничего не поделаешь, радость от трудной победы невозможно заглушить горечью утрат, на алтарь этой победы принесенных. Впрочем, уцелевшие воины не забывали про раненых, время от времени совершая визиты к телегам, принося друзьям ломти жареного мяса и лечебное красное вино из взятых в поход припасов.

Когда Матях спрыгнул с коня, вонзил тщательно отмытый у колодца бердыш в землю и сладко потянулся обнаженным телом, прикидывая, к какому из костров направить свои стопы, над лагерем внезапно повисла тишина, в которой с трудом различался уважительный шепоток: «Нинутра… Нинутра прискакал…»

Андрей отпустил подпругу коню, хлопнул его по крупу, отпуская гулять, а когда снова повернулся к лагерю, то перед ним стоял старый башкирец в серой войлочной шапке с узкими, разрезанными спереди полями, в отороченном соболем длиннополом кафтане с рубиновыми пуговицами.

— Да пребудет с нами милость богов, Нинутра. Не оставь нас своей силой и милостью.

Старик достал из-за пазухи сверток, развернул шелковый платок, продемонстрировал монисто из мелких серебряных монет, снова свернул и положил

к ногам сержанта. Его место занял молодой воин в новеньком атласном халате, одетом поверх еще одного, бархатного. Этот осторожно поместил рядом со свертком серебряную пиалу, сыпанул в нее горсть монет. Следующий поднес узорчатый черепаховый гребень с золотыми вставками, потом Андрею отдали покрытый тонкой чеканкой кувшин, большой поднос, сплетенную из тонких золотых нитей сеточку, унизанную жемчужинами. Степняки выстроились к Матяху в длинную очередь, которая быстро двигалась. Кто просил о милости, кто просто отдавал подарок. Куча подношений быстро росла, а веселье в лагере разгоралось с новой силой.

Последним в череде оказался Илья Федотович. Он ничего не подарил, а только крепко обнял Андрея на глазах у всех.

— Я рад, что ты цел, служивый. — И шепнул на ухо: — Башкорты сочли тебя богом войны своих предков.

— Надеюсь, они не собираются сделать из меня чучело и поставить в храме?

— Анвар-бей приглашает тебя к своему дастархану. — Боярин закрутил головой и окликнул ближнего холопа: — Эй, Прохор! Возьми суму, собери подарки нашего боярина. И смотри, чтобы ничего не потерялось!

Хозяин башкирского кочевья сидел, естественно, на дорогом самаркандском ковре, перед ним красовались блюда с сушеными фруктами, кусками мяса, осколками сахара. Рядом темнел солидный бочонок с кумысом. Наверняка из добычи, с собой башкиры кислого молока не везли.

— Рад видеть тебя, достопочтенный гость. — Бей навстречу не встал, но приложил руку к груди и низко, уважительно поклонился. — Теперь я понимаю истоки твоей мудрости. А тело твое внушает почтение, неся следы тысяч сражений и стычек…

Андрей с присущей ему скромностью не стал уточнять, что все эти порезы на плечах и руках получил от татар всего лишь в одной не самой удачной схватке. Он зачерпнул приготовленной фаянсовой [114] пиалой кумыс, выпил, зачерпнул еще, осушил чашу, а уже с третьей присел на ковер и ухватил сразу пару ломтей сочного жареного мяса.

— Велик Аллах, и милость его к правоверным бесконечна, — закончил свою мысль хозяин кочевья. — Бог принес нам победу, и да не отвратит он от нас своего пресветлого лика в дальнейшем.

114

Вообще-то вне Европы фаянс назывался кашином, но герой про это мог и не знать.

— Бога славят за победу, — перевел Матях.

— Слава Господу нашему, Иисусу Христу, — согласился Илья Федотович, усаживаясь на ковер напротив степняка, отпил кумыса и продолжил: — Отвага башкортских воинов и их бея велика, велик и их вклад в победу. Думаю, будет справедливо, если они заберут себе весь скот, который имелся у Исанбетского рода, и коней их, что шли рядом с обозом и остались в степи. А мы, милостью Божией, потихоньку тронемся с обозом к родному дому.

— Милостью Аллаха, снизошедшего к русским воинам, защитникам обездоленных, ваша дорога должна быть покойна и ровна. Но не будет справедливости, коли вы вернетесь назад с пустыми руками, без взятого на копье скота и конских табунов. Я так мыслю, вы имеете полное право на половину всего скота. А это барахло, — пренебрежительно махнул рукой бей, — это барахло мы тоже поделим пополам, дабы никто не затаил обиды, полон поделим…