Андрей Боголюбский
Шрифт:
Алёшка катался по земле, закусив губы от боли и обиды.
– Ну, поднимайся!
– сказал тиун, толкнув его ногою в бок.
Алёшка упирался, а Яков тянул его и бранился. Вокруг них быстро собралась толпа.
– Чей это мальчонка?
– Да вот, утёк от отца, - пояснял Яков.
– За ослушание нужно вожжами, - советовал мужику какой-то человек.
– Отрок должен почитать отца с матерью.
– Да это ученик златокузнеца, Алёшка!..
– закричал подбежавший к толпе сын бочара, Никита.
– Врёшь, утёк он от отца с матерью!
– перебил его тиун.
–
Услышав имя боярина, люди недружелюбно зашумели.
– Какой Кучкович?.. Здесь княжой город, а не боярская вотчина… Нужно спросить хлопчика, как он попал к Николаю. Может, возвращать его на боярский двор и не след.
Видя, что Алёшка упирается, а настроение горожан складывается не в его пользу, Яков заторопился. Он опять больно ударил мальчика ногою в бок:
– Пошли, пошли! Ужо боярин шкуру с тебя сдерёт!
– Ты мальчонку не бей, не отец!
– закричали из толпы.
– Кабы не мог, так и не бил!
– огрызнулся Яков.
– Господин мой повелел привести его живого или мёртвого.
Теперь уже все стали на защиту Алёшки.
– Здесь, в княжом городе, господином князь, а не боярин…
– Ты, боярский холоп, убирайся подобру-поздорову!
– посоветовал кто-то.
Яков хотел что-то ответить, но ему не дали.
– Братцы, вяжите боярского холопа! Отведём его на княжой двор - пусть там рассудят.
Несколько человек предлагали отпустить с миром.
– Подневольный, - говорили они.
– Небось пригрозил ему боярин.
Между тем Алёшке развязали руки:
– Иди, малый, в свою кузницу, а мы боярского слугу отведём на княжой двор.
Но Якова и след простыл: боярский холоп утёк, пользуясь суматохой.
– Ты его не бойся, мы, горожане, тебя в обиду не дадим!
– говорил, важно подбоченясь, сын бочара.
– Но и сам гляди в оба.
11
Яким Кучкович, младший брат боярина Ивана, был одним из наиболее доверенных советников князя Андрея. Это был невысокий широкоплечий муж, с лобастой большой головой и длинными руками.
Боярин лежал на лавке в жёлтой шёлковой рубахе, засунув пальцы за зелёный монастырского шитья кушак.
Стукнула дверь, в комнату вошёл мальчик: - Боярин, тебе грамота.
Письмо, нацарапанное на берестяном свитке, Яким прочитал со вниманием. Стоявшему у дверей ближнему слуге Яким сказал:
– Скачи за боярином Моизичем. Скажи, что прошу немедля.
Через час, глухо стуча подковами, Яким и его друг Моизич проехали по деревянному настилу в невысокие монастырские ворота.
В низкой светёлке их ждали. В углу под иконами сидел ростовский епископ Нестор, возвращавшийся из Византии. Его помощник, высокий чернобородый грек в накинутой на плечи бараньей шубе, беседовал с дородным боярином, киевлянином Петрилой.
Яким знал Петрилу - не раз продавал ему овёс и коней. В последнее время великий князь Юрий приблизил Петрилу к себе и часто поручал
Пахло левантским ладаном и воском, мигали лампады. Монах-грек говорил Петриле:
– На Русь мы приехали служить церкви. Церковь - наша госпожа. И все мы, духовные её слуги, и вы, лучшие люди, должны не жалеть сил для её славы.
Монах держал себя уверенно. Его манера разговаривать с людьми, едва заметные скупые жесты и лицо, холодное, сдержанное лицо византийца, с презрительно прищуренными глазами, изобличали человека, привыкшего властвовать.
Когда разговор коснулся великого князя Юрия, Ефрем Моизич, как нарочно, вставил:
– Боярин Яким - сын убитого боярина Кучки. Монах сузил глаза, словно хотел рассмотреть Якима лучше.
– Нам известно это, - кивнул он головой.
– Великий князь Юрий не жалеет крови лучших людей.
Якима сильно задели эти слова. У него чуть не вырвалось, что Юрию придётся ещё раскаяться. «Что я, Господи!
– подумал он, прикрыв рот рукою.
– Здесь же Петрило… Нужно послушать, что он скажет…» Он ещё раз посмотрел на Петрилу, точно желая удостовериться в мере добра и зла, на которую способен этот человек. Петрило сидел, внимательно прислушиваясь к разговору, тихий, скромный, словно слуга.
– Бог до сих пор посылал князю Юрию удачу… - продолжал монах, играя чётками.
– Но, став великим князем, Юрий возгордился. Он не всегда усердно служит матери святой церкви.
– В шёпоте монаха звучали зловещие ноты.
– Князь Юрий не отошёл от церкви, за это Бог немедленно покарал бы его смертью, - но князь ищет себе большей власти, чем это ему определено Богом. А это также грех…
Как ни зол был Яким Кучкович на великого князя Юрия, при этих словах ему стало не по себе. «Так это же против князя!
– подумал он с замирающим сердцем.
– За это Юрий казнит немилосердно…» То тихо, то страстно и жарко струилась речь умудрённого в книгах грека, но боярину уже было не до красот эллинского ораторского искусства. Он знал, как жестоко великий князь расправлялся со своими врагами. Вспомнил казнённого Юрием отца. В полутьме светёлки Кучковичу почудился тесный подвал, палач с засученными рукавами и сам он, Яким, со скрученными назад руками, с посинелым, опухшим лицом…
В эту ночь Яким, подперев щёку, долго сидел в своём тереме перед свечой. От беспокойных дум голова шла кругом. Он всё больше убеждался, что нужно держать язык за зубами и быть осторожным. Его радовало, что многие ненавидят великого князя. Душе льстило, что эти учёные византийцы добрым словом помянули отца, но думалось и другое: не хотят ли они затянуть его в свои сети и обмануть? Надменный монах, старый, немощный, точно сошедший с иконы Нестор, Моизич и налитый кровью Петрило, одиноко сидевший на лавке у двери, - всё это были друг для друга свои люди. Они говорили о несправедливости князя, но такими словами, точно вызывали его, Якима, быть более откровенным. Точно они хотели услышать от него такое, что потом позволило бы им считать его своим, причислить его к их кругу.