Андрей Боголюбский
Шрифт:
6
Только первое время после свадьбы Андрей приходил на женину половину в тереме. Княгиня помнит, как они сидели вдвоём около пышущей жаром печи. Князь рассказывал о детских годах, проведённых на Суздальской земле… Не ценила тогда княгиня внимания мужа. Его рассказы выслушивала холодно, иногда задавала такие вопросы, которые говорили ему, что голова её занята другим. Не нравилось княгине на Руси; тянуло в родные Булгары, и не раз она намекала на это
Когда дети подросли, её ждало новое горе: князь отобрал от неё сыновей и заставил их делить с ним трудности ратной жизни. Этого княгиня не могла простить мужу. Ей казалось, что сделал он это нарочно, чтобы уязвить её сердце.
Княгиня сидела перед постелью сына Изяслава, который был ранен в булгарском походе.
– Славушка, - поправила она ему подушку, - тебе очень плохо?
Сын лежал, закрыв глаза, не отвечая на её ласки.
Княгиня села на лавку. Скрипнула дверь, и в горницу вошла сенная девушка. Принесла кувшин брусничной воды.
– Матушка княгиня, там боярин Яким с зятем Петром Замятничем стоят. Хотят навестить князя.
Княгиня вытерла глаза платком:
– Пусть войдут.
Осторожно, на цыпочках, порог переступили Яким Кучкович и Пётр Замятнич. Обошли лавку, на которой лежал больной князь. Молча поклонились.
– Так-то вот, - кашлянул Яким в кулак.
– Уж на что был крепок князюшка, а и его свалила хворость!
Княгиня мяла в руке кончик платка и молча глядела на сына.
– Тяжело матери видеть в хворости своё чадо, - продолжал Яким.
Княгиня не отвечала.
«Ещё неделя, ещё месяц… - думала она.
– Поправится мой сыночек. Не вечно ему хворать…»
Она не слушала, что говорили эти ближние помощники её мужа. Княгиня считала, что они помогали Андрею во всех его делах, - значит, часть вины за её сына лежала и на них. Княгиня посмотрела на Изяслава: бледное, землистого цвета лицо, заострившийся нос, и губы - белые, бескровные… Княгиня на мгновение представила себе сына совсем маленьким мальчиком, когда он впервые сел на коня. Крупные слёзы покатились по щёкам матери, смывая белила и румяна.
– Княгиня-матушка!
– начал успокаивать её Яким Кучкович.
– Поправится князь, не убивай ты себя…
Княгиня посмотрела на Кучковича, провела пальцами по лбу, как бы желая восстановить что-то забытое. «Ах да… боярин Яким…» Теперь она вспомнила, как перед походом на Волгу Кучкович пришёл к ней в светёлку. Он говорил, что не следует князю отправляться в этот поход: «Для чего нам Волга и новые земли? Слава Богу, своей земли девать некуда». А потом зять его, Пётр Замятнич, - он не дал толпе ворваться в терем и бросить её в яму… Княгиня улыбнулась тонкими губами, но улыбка получилась какая-то жалкая, страдальческая. Она подала Замятничу руку чтобы он помог ей подняться.
– Простите меня, бояре! Вот боярин Яким правду молвил, что тяжко матери видеть своё дитя хворым. Но ведь вы это понимаете разумом, а не сердцем. Как дорого дитя -
Лицо княгини было бледно, яркими пятнами краснели на щёках румяна. Она выглядела некрасивой, с неубранными из-под платка волосами, с лицом, распухшим от слёз и бессонных ночей. Только в глазах светилось что-то такое, что заставляло не обращать внимания на её некрасивость и на следы от слёз.
Пётр Замятнич усадил княгиню на скамью в углу:
– Мы пришли к тебе, княгиня, со словами привета. Яким всё тужит о сыне твоём, князе Изяславе. Он говорит, что не нужно было брать его на Волгу. Говорил он тогда князю, но князь его не послушал.
Княгиня покачала головою:
– Не нужно было… И Изяславушка был бы здоров…
– Сколько положили животов мы на берегах Волги!
– проговорил Кучкович с сожалением.
– И для чего? Нешто не могли договориться с твоим отцом и братьями? Ты не сердись на меня, княгиня. Я человек открытый - что на сердце, то и на языке. Тяжко тебе с Андреем. Видит Бог, как тяжко… - Яким нахмурился.
– Вот Пётр и говорит мне: «Не могу смотреть, как убивается княгиня. Пойдём утешим».
Княгиня прижалась ухом к груди сына.
– Спасибо вам, бояре!
– прошептала она, поднимаясь.
– Уж я не знаю, чем вам сослужить за вашу любовь да ласку…
Яким как бы случайно задел колено Замятнича.
– Мы к тебе, княгиня, без корысти, - начал Пётр.
– И вперёд, ежели чем сослужить можем, ты только повели. Нужда какая в нас случится - так пошли девку-булгарку.
Княгиня ещё раз поблагодарила.
– Да уж и ты нам, ежели придёт какая нужда, не откажи.
– Конечно, мужи честные. Только сейчас я ума не приложу, чем могу отплатить. Ведь я княгиня только по званию. Князь-то всё по-своему делает, не спрашивает меня.
Возвращаясь от княгини, приятели остановились у коновязи.
– Не любит она князя, - сказал Пётр.
– Не приведи Бог, Изяслав умрёт - не простит она князю его смерти.
Яким погладил коня.
– Ты прав, Пётр. Сейчас не любит, потом возненавидит. Это хорошо. Надо её на нашу сторону… Посмотри кругом: все отвернулись, даже жена. Одного-то его мы порешим быстро.
Яким подтянул седло, сказал с натугою, сквозь зубы:
– Волга ему нужна, торговать с Хорезмом да Ираном… На голодраных холопах и смердах держится. На них далеко не уедешь, князь Андрей княж Юрьев…
7
Во Владимир нескончаемым потоком везли брёвна, белый камень, известь. Над городом стоял шум. Стучали молотки, звенели топоры плотников.
Город жил, работал и неудержимо рос. Проходя по улицам, Алексей отмечал про себя каждую новую постройку. Как и все горожане, он особенно гордился своим златоглавым красавцем собором. Около старого города Мономаха, или, как его называли, Печернего города, разрастался с восточной стороны новый посад. Связанные рублеными заборами, маленькие домики тянулись по высокому берегу Клязьмы до впадения в неё неглубокой речки Лыбедь. Этот посад окружили земляными валами, протянули по ним деревянные стены, замкнули белокаменной проездной башней с воротами, которые назвали Серебряными: их дубовые створы были окованы сверкающими листами металла. Отсюда, через Серебряные ворота, уходила дорога к новому княжескому замку Боголюбову и дальше, на Суздаль.