Андрей Боголюбский
Шрифт:
– У князя в табунах две тысячи коней. В младшей дружине двести воинов. В прошлый год, когда воевал он со своим соседом князем Изяславом, набрал из горожан и смердов тысячу пешцев.
Всё интересное для князя Андрея Фёдор запоминал и всегда мог рассказать, потому что памятью обладал необыкновенной.
Сопровождавшие Фёдора люди уже сбились со счёту, сколько дней и месяцев они провели вдали от родной земли, когда пересекли наконец пределы Владимирского княжества.
Не заезжая в Суздаль, Фёдор взял путь прямо на Владимир,
Пережидая непогоду, свернули в сторону и остановились у Ивана Кучковича. Боярин встретил епископа Фёдора почтительно. Став на колени, протянул пухлые волосатые руки под благословение. Отвёл в лучшие покои своего терема.
Пока Фёдор мылся и чистился с дороги, Паисий сумел распорядиться о столе:
– Имбирное пиво епископ пьёт, водочку, настоенную на калган-корне [100] принимает для успокоения живота. Мясо и скоромную пищу дозволяет только в большие праздники.
100
Калган-корень - растение южных стран из семейства имбирных.
Почесывая бороду, боярин ломал голову над тем, как лучше ему угостить почётного гостя.
– Ты, Паисий, спросил бы у епископа - может, он сам скажет, чего хочет.
– Нечего и спрашивать, знаю и так. Давай рыбное, горох. Есть овощи, яблоки, груши - тоже давай. Да приготовьте, как подобает, да поднесите пристойно. В Царьграде подавали нам на серебряных блюдах.
Боярский повар легко нашёл у себя в кладовых всё, что спросил Паисий.
За весь обед Фёдор съел маленький кусочек рыбы да два ломтика хлеба, обмакивая их в красное греческое вино.
Когда Фёдор, шепча молитвы, удалился в свою комнату, боярин позвал Паисия и сказал, что теперь они пообедают с ним вдвоём, отдельно. Паисий отказался, хотя не раз сглотнул голодную слюну, чувствуя из поварни запах жареного.
– Трудна грубая пища вкусившему сладость пиров эллинских!
– ответил он надменно.
На стол поставили запечённый в ржаном тесте медвежий окорок, бараний бок с кашей, поросёнка с хреном, гуся с капустой. Из погреба принесли запотевшие с холода корчаги с имбирным пивом и мёдом. Потирая руки, Паисий смотрел, как хозяин налил мёду.
– Вот это еда!
– сказал он, захмелев.
– Я у греков в Константинополе чуть не умер с тоски по нашей русской пище. Принесут горсточку маслин, две головки чесноку, одну пшеничную лепёшку - и это на весь день. Как их ноги носят, греков, в толк не возьму! Я не много у них прожил, а, скажу, великую слабость почувствовал во всём теле.
– А ты на кухне начал куражиться: «У нас в Царь-граде да у нас!» - усмехнулся Иван.
– Ты ешь…
Отрезая себе половину поросёнка, Паисий махнул
– Такую благодать, - он обвёл рукою стол, - можно принять и без серебряных блюд.
Паисий с Иваном ели мясо, запивали принесённым со льда пивом и мёдом. Захмелевшие и насытившиеся, они завели беседу. Паисий рассказывал больше о Царь-граде и греках, боярин же расспрашивал о князе Андрее Боголюбском и Владимире.
– Сказывают, что у князя Андрея ты да владыка Фёдор в особой чести.
Паисий ответил уклончиво:
– Князь жалует всех слуг своих за верную службу. Боярин вздохнул.
– Был вот у меня холоп, - начал он, искоса поглядывая на захмелевшего гостя.
– Хороший был мастер, кузнец! Да убег во Владимир. Брат Яким просил князя возвратить мне беглого, да отказал Андрей.
Паисий посмотрел посоловелыми глазами:
– Как звали холопа-то?
– Алёшка. С мастером Николаем он работает. Паисий понимающе кивнул:
– Для патриарха в Царьград они делали дорогие подарки.
Иван удивился:
– Неужто этот щенок Алёшка?
– Щенок-то теперь выше тебя. Его князь не возвратит, - сказал Паисий.
– Ты ври, да знай меру! Так уж и выше!..
– Говорю, не отдаст князь Алёшку.
– Почто?
– Весьма искусный мастер. Их князь жалует особо. Рукомеслом их гордится не только перед своими, но и иноземными князьями и государями.
Боярин задумался. Ему ещё более захотелось возвратить своих холопов домой.
– Вот думаю, - начал он сдержанно, - не поклониться ли мне каким подарком к жене князя? Ведь, сказывают, булгарка-то княгиня большую страсть имеет к нарядам. Может, смилостивится князь на её просьбы, отпустит мне моих беглых холопов. В хозяйстве без кузнеца совсем тяжко.
Выпив изрядный глоток сдобренного имбирём пива, Паисий вытер ладонью усы и бороду.
– Это мне, боярин, неведомо. Про то нужно спросить саму княгиню. Да и давно я не был во Владимире - может, там всё переменилось.
Боярин налил гостю в ковшик пива.
– А что, Паисий, - начал он вкрадчиво, - если я тебя попрошу помочь мне? Одарю тебя чем могу от скудных моих прибытков. Помоги вернуть холопов…
– Мне, боярин, подарки брать не к лицу. Вот если жене или детишкам - другое дело.
Иван засуетился.
– Конечно, Паисий, не для тебя!
– Он отодвинул свой ковш.
– Для жены и малых детушек. Ты уж не оставь просьбишки моей! Помоги чем можешь. Всё время на княжом дворе трёшься - знаешь, с кем поговорить, что делать. А я во Владимире - как в тёмном лесу.
– Ладно, ладно!
– махнул рукою совсем захмелевший Паисий.
– Готовь подарки. Дело твоё трудное, да я постараюсь. Крепко держит при себе Андрей Юрьевич своих лучших мастеров!
– Да ты поговори с владыкой Фёдором, - подсказал боярин.
– Брату Якиму князь отказал, а Фёдору не откажет.