Андрей Боголюбский
Шрифт:
6
В избе дымно горела лучина. Алексей сидел за столом.
– Может, деда Кузьмы и в живых нет? Николай тяжело вздохнул и, закрыв глаза, покачал головой:
– Боюсь подумать, Алёша…
Послышалось, что кто-то идёт через двор. Подняв голову, Алексей насторожился. На дворе всхлипывал дождь и подвывал ветер.
– Меня,
– Сказывают, к добру это.
Лёжа на лавках, долго не могли уснуть. Слушали, как ветер ворошил на кровле солому, стучал оторвавшейся доской. Алексей совсем уже закрыл глаза, как вдруг почувствовал, что Николай поднялся.
– Что ты? Али кого услышал?
– У наших ворот вроде как конный…
Алексей вскочил. Он услышал робкий, неуверенный стук. Поспешно натягивая кафтан, разбрызгивая лужи, босиком побежал он к воротам. Отворил створы и в темноте с трудом узнал мечника.
– Прокопий, да ты откуда?
– Из Новагорода. Насилу живот спас.
– Мечник прошёл в избу, устало опустился на скамью.
– А где же Кузьма?
Словно виноватые, Алексей и Николай рассказали всё, как было. Прокопий выслушал молча.
– Стало быть, он у Фёдора?
– Если жив, то у него…
Утром, чуть свет, Прокопий ушёл на княжой двор. Алексей с Николаем долго его ждали, днём несколько раз выходили за ворота, но Прокопий не возвращался. Обедать сели одни.
– Уж не стряслось ли чего?
– сказал Николай.
– Может, в сердцах наговорил епископу?..
Мечник пришёл поздно вечером. На вопрос Николая, что он услышал о Кузьме, махнул рукой.
– Ну, а князь?
– Князя нет. Уехал. Видно, Фёдор большую силу имеет. Меня к нему не пустили. А что с Кузьмой, никто не ведает. Сказывают, что он в подземелье, а жив али нет, кто знает…
– А что говорят бояре? Мечник горько усмехнулся:
– Что они знают…
На другой день Прокопий снова был на епископском дворе. Смотрел на рубленные из дубовых брусьев конюшни, коровники, кладовые и хранилища. Среди многочисленных построек Прокопий искал узилище, где заключены были схваченные Фёдором люди.
В покое, где Прокопий ожидал епископа, под иконами тускло мерцали лампады и свечи. Смиренные послушники и чернецы ходили в полумраке, опустив головы. Мечник не любил этой монастырской тишины, этих постных лиц монахов. Сидя на лавке, он громко чихнул, и мгновенно, словно из-под земли, вырос чернец:
– Что зло творишь, мечник? Епископ не любит шума.
– Поведай епископу, что княжой слуга, мечник, его ожидает, а не чернец или холоп.
– Епископ сейчас молится.
– Я здесь уже другой день…
Фёдор встретил Прокопия взглядом суровых глаз из-под густых чёрных бровей.
– Почто пришёл?
– Прости, владыко, ведомо стало мне, что слуги твои схватили и бросили в яму княжого
– А ты почему о нём хлопочешь? Еретик он.
– Отец Фёдор, пощади старика!.. Ему и жить осталось мало.
Глаза у Фёдора стали наливаться бешенством, а по лицу пошли красные пятна.
– Почто о еретике хлопочешь?
– крикнул он, ударив кулаком по подлокотнику стула.
– Сколько ему жить, это ведает Бог… Или ты такой же еретик?
Мечник отступил на шаг:
– Не возноси хулу, владыка, на княжого слугу! Не слышал я таких речей. Мастер Кузьма - хороший оружейник. За что холопы твои схватили доброго человека? Ни князь, ни Богородица тебе этого не простят!
Не сводя глаз с Прокопия, епископ медленно поднялся.
– Ты… - произнёс он хрипло, - так говоришь со мной? Неужели, мечник, у тебя две головы?
Прокопий стоял перед епископом спокойно, склонив голову набок. Увидев, что Фёдор хочет кликнуть слуг, он сказал тихо, почти шёпотом:
– Отец Фёдор, не таким я тебя знал в Ростове… Ни тебе, ни слугам твоим головы моей не получить! Князю она принадлежит, как и весь живот мой. Не зови твоих холопов. Живым я в руки не дамся!
– Прокопий по привычке схватился за бедро, где всегда висел меч.
– Напрасно прольёшь кровь перед иконами святых мучеников.
Фёдор со злобой схватил в горсть угол парчовой скатерти и потянул на себя. Зазвенела серебряная чаша.
– За дерзость свою ты ещё поплатишься! Иди..
– Не стращай, владыка!
Мечник вышел из епископского терема и направился к воротам. Взглянув на его искажённое лицо, воротники-сторожа пропустили молча. Когда Прокопий отошёл, старший угрюмо пробормотал:
– Видно, узнал, что с кузнецом плохо…
7
За башнями теремов, за золочёными шлемами церквей разлилась заря. Обряженные в серебро инея, стоит, не шелохнутся стройные ели, до земли свесив свои нарядные ветви. На крышах - высокие сугробы искрящегося морозного снега. И палаты бояр и избы щедро украсила зима.
Отворив обитую рогожей дверь, Алексей выскочил во двор. Медленно тянулись к небу голубоватые дымки. Над обледенелым срубом поднялся одним концом кверху журавль с привязанной бадейкой. Алексей подтянул бадейку, опустил её в тёмную густую воду. Из конюшни вывел напоить коня мечника.
На улице скрипели калитки, под ногами хрустел снег. Вкусно пахло свежим хлебом, который пекли у соседей. Алексей второй раз подошёл к колодцу - нужно было принести воды в избу. В ворота кто-то ударил. Поставив ведра, Алексей побежал отворять, да так и застыл. С незнакомым монахом во двор вошёл дед Кузьма. Борода старика была всклокочена, на глазах грязная повязка.