Андрей Снежков учится жить
Шрифт:
Перед каждым занятием Катерина старательно умывалась, надевала чистое платье и являлась в комнату невестки принаряженной. Училась она прилежно и настойчиво. День, когда Катерина в первый раз без запинки прочла вслух целую газетную статью, был для нее настоящим праздником.
И зима прошла как-то незаметно в трудах, заботах и маленьких радостях.
А с наступлением весны хлопот у Катерины прибавилось вдвое. Дмитрий Потапыч уже начал готовиться к открытию навигации. Надо было починить и просмолить лодки, подготовить все несложное с виду, но требующее
Первые дни апреля стояли теплые, погожие. В начале второй недели в деревне лишь кое-где можно было встретить синевато-бледные полоски снега. По черной, размокшей от весенней воды дороге прогуливались важные нахохлившиеся грачи.
Как-то в полдень, выйдя во двор, Алеша увидел бабочку-крушинницу. Она низко кружилась над землей, мелькая лимонно-желтыми крылышками. Мальчишка погнался было за крушинницей, размахивая фуражкой, но она взмыла вверх и, пролетев над двором, растаяла в прозрачной голубизне.
Но снегу еще много было в горах, хотя на солнечных полянах, защищенных от ветра, уже пробивалась светло-зеленая колючая травка. В горах становилось все оживленнее от птичьего гомона. Прилетели малиновки и дрозды. И теперь в сосняке то и дело раздавалась отчетливая и звонкая песня дрозда, напоминающая переливы флейты.
Однажды Дмитрий Потапыч отправился в лес, чтобы срубить два-три молодых деревца для вешек. Вернувшись домой, он присел на ступеньку крыльца, снял с потной головы картуз и сказал Катерине, домывавшей в сенях пол:
— Благодать-то какая! Прямо май, да и только!
Отдохнув, старик пошел с Алешей на Волгу к лодкам, а Катерина, закончив с уборкой и радуясь, что осталась одна, села писать мужу письмо. Писала Катерина долго, обдумывая каждое слово, медленно и старательно выводя каждую буковку.
Она собиралась о многом сообщить Константину: и о том, что дома все в порядке и все, слава богу, живы и здоровы, и что в первых числах апреля отелилась Нежданка и телочку уже выпускают во двор, и что они с батюшкой взялись обслуживать два поста. Хотя им будет нелегко, но они справятся.
Увлекшись своим занятием, Катерина не слышала, как Коленька, игравший перед столом, ушел в чулан и, усевшись на пол, принялся перебирать в старом чугуне угли.
И лишь закончив письмо и запечатав его в конверт, Катерина вспомнила о мальчике. Войдя в чулан, она так и ахнула.
Весь перепачканный золой и сажей, как заправский трубочист, Коленька уже плескался в ведре с водой.
— Коленька, цветик лазоревый! — закричала Катерина.
А Коленька смотрел на тетку и заливался веселым, озорным смехом, размахивая чумазыми руками.
Про свое письмо, которое Катерина отнесла под вечер на почту, она никому не сказала.
С каждым днем Маша все больше и больше увлекалась своей работой. За ней было закреплено четыре буровые, расположенные
Скоро молодую лаборантку уже знали все рабочие закрепленных за ней скважин, и когда утром Маша подходила к остановке грузовых машин, доставляющих на промысел вахты, многие бурильщики еще издали кричали:
— С добрым утром, Мария Григорьевна!
И она со всеми здоровалась и, улыбаясь, замечала:
— А нынче опять хороший будет денек.
Домой Маша возвращалась немного уставшей, но всегда в приподнятом настроении.
За обедом Маша рассказывала о своей работе, где она нынче была и что видела, как идут дела на промысле.
— Слышали? — сказала как-то Маша, садясь за стол. — Валюшка Семенова уходит из конторы. К нам в лабораторию устраивается.
— А как, Мареюшка, у Авдея Никанорыча? — спрашивал Дмитрий Потапыч. — Скоро они там до нефти этой... ну, какой-то там особенной доберутся?
Старик все чаще и чаще задавал Маше этот вопрос. А как-то раз, не утерпев, он и сам отправился в Яблоновый овраг. Он долго ходил по промыслу, по-стариковски зорко ко всему присматриваясь. Побывал он в гостях и у Хохлова.
А вернувшись домой, Дмитрий Потапыч сказал Катерине:
— Вот... что могут сделать люди!
— Ты о чем, батюшка? — переспросила сноха.
— Да все о том же... о Яблоновом! — рассердился вдруг старик. — Какая ты непонятливая!
Семнадцатого апреля на Волге начался ледоход. Через четыре-пять дней Дмитрий Потапыч и Катерина должны были отправиться на свой пост в Задельный овраг.
Маша в самом начале месяца определила сына в ясли. Первое время она очень беспокоилась за Колю: сыт ли он, не обижают ли его другие дети, надежен ли присмотр? Но постепенно она перестала тревожиться. Сын чувствовал себя хорошо, и когда вечером, вернувшись с промысла, Маша заходила за ним в ясли, мальчик всегда был весел.
— А Коленька у вас такой спокойный, — говорила няня, гладя мальчика по голове. — Играет, смеется...
XIII
Маша ежедневно бывала на буровой № 27. Она являлась сюда не как лаборантка: ответственная скважина была закреплена за более опытной работницей. Теперь, когда долото все ближе и ближе подходило к девону и работа на буровой Хохлова стала особенно напряженной, у Маши тоже прибавилось много забот.
— Сейчас, девушки, нам надо так стараться, так стараться! — говорила Маша Валентине Семеновой и толстушке-чертежнице — членам шефской бригады. — Рабочие частенько остаются ночевать в культбудке, и они должны чувствовать себя как дома. Чтобы и чистота кругом, и чай всегда наготове, и газеты свежие, и журналы с книгами.