Андрей Ярославич
Шрифт:
— Караванами везли из страны Хань принцесс, которых отдавали в замужество князьям кочевых племен, — сказал проводник…
Андрей удивился, как велика земля человеческая, сколько в ней разного всего; но человек сам всячески затрудняет свои пути…
Надо было поспешить пробраться через горный проход. Скоро пойдет снег, снежные бури загудят в горах. Тогда не пробраться.
Когда они остановились в малом яме на ночевку, их предупредили, что дорога пройдет через гору, где нет ущелий для прохода, придется взобраться и спуститься по веревкам. Веревки им дали, а лошадей они оставили, не взяв других на смену.
— Ни лошадь, ни верблюд, ни мул не проберутся там, — сказали им.
Теперь надо было идти пешком и снова брать лошадей,
Но карабкаться и спускаться по веревке не было страшно Андрею. В таких простых делах, требующих простой телесной силы и удали, ему делалось весело и хорошо. Все было понятно, все искренне берегли друг друга, друг другу помогали, не сердились на слабость, а силу свою употребляли только в помощь другому, спутнику своему…
Так вышли в долину реки Талас. Недолгое время ехали на лошадях, после опять пошли через горы. Вышли в долину реки, которую встретившиеся немногие местные жители назвали Чу. Дальше снова одолели гору. Ветер был холодный и мокрый.
— Ветер с большой воды, — сказал Александр.
Но озера Иссык-Куль они так и не увидели, оно осталось к северо-западу.
И снова двигались через горы — Заилийский Алатау, Выбрались в долину реки Или и двинулись к озеру Балхаш.
Наконец-то раскинулась плодородная равнина и явились людские поселения — между отрогами Тянь-Шаня и озером Балхаш. То была земля черных китаев, управляемая правителем Сыбином. Несколько дней братья провели в его городе у озера Кызыл-Баш. Город назывался Омыл. Впрочем, походил этот город более на становище кочевое, где юрты окружают дворец правителя. Утомленные путники отдохнули и получили новых лошадей. Правитель не говорил с ними много. Язык местных жителей сильно отличался от сарайского наречия, и понимать слова Сыбина не было так легко. Да он и не стремился расспрашивать. Путешествие братьев из далекой, неведомой ему земли не имело к его делам никакого отношения. В новой державе опасны были излишние расспросы.
Доехали до озера Алакуль. Впрочем, все эти большие озера братья называли морями, а названий гор и долин порою и вовсе не узнавали. Горный проход, именуемый Джунгарскими воротами, вывел их в долину Черного Иртыша.
Зима уходила, и весна уже дышала простором и свежестью. Внезапно Андрей совершенно укрепился в одном намерении. Он ведь уже знал, что Александр желает получить в Каракоруме то, чего не получил в Сарае, — дозволение — ярлык на великое княжение. И если он добьется, получит, и вот тогда… тогда… Андрей вырвет у него из рук этот свернутый в трубку шелк, запечатанный ханской печатью; вырвет и бросит к ногам хана. Потому что Андрею уже обрыдло жить в этих кознях и ссорах. Это душит его. Он решится на открытый и смелый поступок…
Вдруг целых три горных, обросших коричневой висячей шерстью козла показались один над другим на больших камнях над тропой. Рога их были красиво загнутые, уступчатые и большие. Завидев людей, животные тотчас исчезли быстрыми прыжками. Андрей загорелся и стал просить Александра, чтобы им побыть в этом месте для охоты. Александр согласился, но сам охотиться с ним не стал. Андрей пошел с несколькими дружинниками, прыгал с камня на камень, затаивался. И наконец подстрелил из лука одно животное. С веселым охотничьим торжеством притащили козла на место привала.
Освежевали ножами и тотчас зажарили мясо. От подобной пищи ныне заболели бы и самые сильные желудки, но наши путешественники были привычные и насыщались с большим удовольствием…
Долго не было ни одного яма. Въехали в монгольскую расцветшую весну. Ехали огромными лугами. Трава и цветы весенние уже вымахали до пояса. Голубое небо, высокое и чистое, сияло яркостью. Андрей спешился и пошел, пропадая в колыхании травы цветущей, наслаждаясь ощущением бескрайности и свободности. Хотелось оттолкнуться от земли, полететь легко-легко… Александр видел, как раскидываются и летят кверху Андреевы руки… Он заставлял
В степи цветущей они увидели огромную каменную черепаху. Город приближался. Андрей обогнал своих спутников, подбежал к черепахе и разглядывал, склонив голову. Они уже видали черепах, но неужели могли существовать и такие огромные черепахи?.. Андрей вскарабкался на панцирь каменного чудища и замер, скрестив руки на груди и затворив глаза, на лице его было веселое детское выражение. Александр почувствовал свое раздражение этим ребячеством, но ничего не говорил и даже не нахмурился. Он догадался, что Андрей пытается изобразить каменную половецкую степную фигуру. Александр подъехал близко и окликнул Андрея дружески, но серьезно. Андрей раскрыл глаза и спрыгнул на землю, детски наслаждаясь прыжком. Его сейчас все радовало и веселило. Томительный путь завершился, впереди — снова — что-то совсем неведомое и, должно быть, занятное. И решение он уже принял… А там поглядит и надумает, как быть дальше…
Каракорум, город Хара-Хорин у восточного подножия Ханчайских гор в верхнем течении реки Орхон, открылся братьям и их спутникам. В сущности, и это был всего лишь дворец в окружении войлочных шатров, однако здесь были и кварталы каменных жилищ. У городских ворот встретили их огромные каменные черепахи, такие, как та, в степи. Стражники пропустили их в город по ярлыку Сартака.
Дворец высился над городом, выстроенный из гранита; кровли из поливной черепицы восходили уступами.
Но и здесь, похоже, намеревались принимать их таким же манером, как и в Сарае. Когда они въехали в ворота, им велели пождать, и пришлось волей-неволей подчиниться. Но ждали недолго. Вскоре подошел к ним воин в хорошем панцире, но без шлема, в шапке войлочной, отороченной мехом, и сказал, что во дворце уже извещены об их прибытии, а пока они могут приискать себе место для ночлега. Александр не показал, обиды и ни о чем спрашивать не стал. Только отвечал с достоинством, что они будут ждать приглашения во дворец. Воин поклонился и ушел.
— Поедем искать жилище, — сказал Андрей. Теперь он думал об отце. Отец был в этом городе. Здесь отец был убит… Но теперь Андрей не поделился бы с Александром своей печалью внезапной. Снова он чувствовал брата отдалившимся.
— Погодим ехать, — отвечал Александр на его слова. — Быть может, ночлег сам явится за нами. Вспомни, как было в Сарае…
Александр подумал, что, вполне возможно, все это подстраивается с умыслом. Знатные гости ханов должны вначале испытать ощущение как бы заброшенности…
Предположение Александра тотчас оправдалось. Совсем-совсем скоро к ним приблизился еще один человек, судя по одежде, слуга, но не из бедного дома. И на короткое время они забыли обо всем, кроме радости, потому что этот человек заговорил с ними по-русски, на родном языке! Он сказал, что он слуга золотых дел мастера Козмы, слава о котором идет от Сарая до самых дальних стран. Это ведь Козма из Русской земли сделал для Бату печать и прекрасный трон. Он и другой мастер, Гильом Буше из земли франков, весьма почитаемы во дворце. Гости еще увидят великолепный серебряный фонтан, сделанный Гильомом. Но, увы, Гильом сейчас тяжело болен… Этот слуга еще говорил и сказал, что Козма счастлив был бы видеть знатных гостей из родной Русской земли в своем скромном жилище.