Андрей Ярославич
Шрифт:
Она посмотрела на него с любопытством и насмешкой, как будто для себя решила, что он совсем глупый, но занятный, забавный. Глаза ее смотрели самоуверенно и туповато. В лице ее толстощеком ясно выражался простой, практический и ограниченный ум женщины степного кочевья. Но улыбка искреннего любопытства вдруг обнажила крепкие белые зубы и сделала ее лицо даже привлекательным. И отвечала она Андрею высокомерно, как большая госпожа, решившая позабавиться от скуки с малоумным шутом, но это искреннее, жадное, делающее ее привлекательной любопытство тоже ощутилось в ее ответе.
— Я
— А если я попрошу тебя? Ежели я больно попрошу тебя?..
Никогда прежде Александр не видал в лице брата, в его солнечных светлых глазах такого взрослого, серьезного выражения. И будто Андрей сейчас остался наедине с этой женщиной, и никого не было вокруг, и он знал, что должен сказать, говорить ей…
Но это была одна лишь видимость, на самом деле Андрей не знал, не рассчитывал ничего; говорил по вдохновению, как Бог на душу положит…
— Я не могу, — повторила она. Однако в голосе ее легкая взволнованность послышалась, и мгновенная белозубая улыбка снова сделала ее лицо привлекательным…
— Не можешь? — Андрей говорил с тихим торжеством, обращаясь к ней одной. — Не можешь? А ведь это для игры назначено. А я для игры не назначен, играть нельзя на мне… только сломать возможно!..
Деревянная долгая труба узкой была, но крепкой. И было видно, с каким усилием, напрягши мускулы ручные, он переломил ее надвое. Громко хрустнуло дерево сломленное. И уже легко бросил обломки к подножию золотого трона, к ногам правительницы…
Александр не предполагал, что Андрей может отличаться такой силой…
Женщина смотрела на юношу. Она вовсе не поняла, не разобрала своеобразия его слов. Но она поняла, что Андрей — это что-то лучшее. Александр был такой же, как она. Но Александр еще только учился быть великим правителем, а она уже — была. Александр потому не понимал об Андрее, а она понимала. А Сартак был совсем далеко, и она его не боялась, и не хотела соотносить свои действия с его игрой, а хотела действовать, как ей самой хотелось. И все лучшее в мире должно было принадлежать великой державе, мастера лучшие, лучшие украшения, лучшие книги, и пусть правитель не умеет читать — все равно! Все лучшее — самые прекрасные города, самые небесные кони, все дворцы, серебряный фонтан… и этот юноша, который настолько лучше, насколько серебро благороднее золота…
Она знала, как полагается владеть — как должны глядеться дворцы, какими украшениями украсить себя и что делать с этой живой драгоценностью…
Властно и как-то равнодушно даже она сказала, будто поверх Андреевой головы:
— Иди за мной!..
И в голосе ее слышалась нутряная уверенность в том, что не послушаться ее — нельзя, невозможно…
Андрей, все еще захваченный своими вдохновенными словами и действиями, не мог понять, что происходит… Взревели, тонко взвыли кликушески трубы… Правительница удалилась быстро, и следом за ней — девичья ее свита. И воины окружили Андрея невеликим полукружием, не теснили, не толкали и не принуждали. Но идти он мог теперь лишь в одном направлении — в дверь, еще распахнутую, туда, во внутренние покои. И он пошел, все еще не совсем осознавая, что же случилось, и куда, и зачем…
И
И Александр получил еще один урок на будущее, для себя и для своих дальних преемников: лучшее все должно принадлежать великой державе и правителю великой державы, даже если это лучшее — супротивно тебе…
Все выходило не то, не так. Андрей не мог понять и уже мучился своим непониманием. Но ему здесь не давали роздыха, чтобы спокойно все обдумать; его понудили к действию и думать не дали…
Прежде никогда не ложился на постель голым. Но она говорила:
— Все сними, все…
И он покорно раздевался, будто она знала, как надо, а он не знал. А он ведь и вправду не знал. Хотел снять нательный крест. Вот это знал, что, готовясь, приготовляясь к этому делу, грешному, плотскому, следует снять с себя крест и завесить образа. Но образов не было здесь, а снять крест она не позволила, закачала головой черноволосой — нет, нет, нет… Он стоял против нее уже раздетый и прикрыл крестик ладонью. Стыдно было расхристанному; грех, когда крест нательный на виду…
И после, когда лежали, он приподымался телом своим над ней, опираясь на локти; а крестик раскачивался неровно над ее лицом… и она приоткрывала губы… и ловила… губами… И сильными плотными руками охватывала крепко его шею… спину… Руки его подламывались, он утыкался вниз, в ее тело упругое, плотное, сильное и мягкое… Вниз… и знал, что — вниз… А чувство было такое, будто летит вверх, вверх… как во сне полетном…
Она была с ним и никого не допускала в покои эти. Только один слуга, худой, безбородый, лицо одутловатое и весь будто выпитый, приносил кушанья и вино… И Андрей спросил, как же она держит в таком близком услужении мужчину. Она ответила, что этот человек — оскопленный, тайные уды у него урезаны… Никогда прежде не видал Андрей такого человека. Но почувствовал к нему до того жалость, что даже и не решался ни о чем спросить…
И оставшись наедине с этой женщиной, Андрей волей-неволей наблюдал ее, смотрел… Он помнил, какое отвращение было после того первого дела плотского, как не хотел, не желал женщин; одни лишь сны полетные свои желал видеть… А с ней было ему так хорошо… На постели она делалась такая совсем умная, добрая… чуткость нежная являлась в ней… и все для него… ему в насладу… в радость ему она так его ласкала… Он узнал трогательное чувство благодарности женщине за такую ласку и радость такую…
Но его склонность к размышлениям воротилась к нему. И он увидел, различил коварство великой власти.
Ведь это не простая женщина была с ним, а великая правительница огромных земель. И он сознавал, что его трогает именно то, как великая правительница, разоблачившись от царских одежд, ласкает его; и как она поет ему степные песни, будто незнатная, несильная этой царской силой, а просто женщина, тешащая своего возлюбленного… Но на самом-то деле она не была — просто!.. «А была бы — тогда было бы мне так сладко и утешно с ней?»
Она хорошо пела, протяжно, певуче. Обхватывала руками колени и чуть раскачивалась взад и вперед…