Андрей
Шрифт:
Конечно, можно платно к врачу попасть. Там и направления даже не на-до, но откуда денег столько взяь? Да, и, в конце концов, должны же быть хоть какие-то принципы, медицина ведь официально бесплатная, так почему человек должен платить за прием у врача? Мама этого не понимает и я с ней согласен. Плюс к тому надо учитывать, что и врачу надо «презент» преподнести, чтобы улыбался, а то как увидит, что с пустыми руками, так и разговор другой. Бесит все это - неужели вам мало, все время жалитесь, зарплаты низкие, все время вам государство повышает зарплату, а вам все мало.
Бывает, заболеешь зимой - куда без этого -
Да и этот мудак, что звонил, замдиректора, татарин, тоже сволочь та еще. Рассказывала про него мама. Всю кровь он ей выпил на работе. Ничего не делает, на работу ходит когда ему угодно, еще и коммуниста из себя стро-ит, типа недовольный он нынешним политическим режимом. Урод. Все орать любит, когда нажрется: «всех на лесоповал» или: «у вас у всех тут диагноз». Да не один он такой там.
У моей мамы на работе живет хорошо только тот, кто ворует. Бухгалтер ворует - живет, директор ворует - живет, замдиректора ворует – живет. И все их окружение ворует и живет, рассказывала мама, сокрушаясь; наверное, она одна такая лошиха. Да, блин, что же это за общество такое - человек ручки домой не принес с работы, куска хлеба не украл и у него ничего нет. Зато боров, мамин директор, и иже с ним, поменяли несколько раз машины и живут припеваючи, а мы… Да еще директор имеет наглость заявлять: «Если бы я стал президентом, меня бы сразу убили бы!». Это он себя таким справедливым считает. Не беда, что кроме мамы работают одни блатные в штате, которые ничего не делают, а зарплату получают огромную. Не считая того, что стырили. Такая вот у него справедливость странная…
Ну, да ладно.
Мысли о «друге» Саньке не оставляли. Припрется, Артура этого еще при-ведет наверняка. И слушай: «Идем такие мы, а они нам - вы чо?», «я ему но-гой, а он мне палкой, а потом я ему ещё с ноги - ты че сука, ох…л?». Все раз-говоры одни и те же.
«… о-оо-оо» - это с улицы.
Уже по привычке посмотрел в окно.
«Бар» открылся или возобновил работу после утреней попойки. В смысле, алкаши проспались и опять повылезали. «Синяя» скамейка, пустовавшая ут-ром, сейчас была вся занята ими, как гнилое мясо червями.
Как всегда, одни маргиналы, подонки, ненавижу их.
Надо сказать, окно в этой комнате с небольшим дефектом, так бывает, если смотреть в него под определенным углом, оно начинает выдавать какие-то волнистые изображения, как в комнате смеха. Так было и сейчас, одни ка-зались непомерно мелкими, другие непомерно худыми и толстыми. Смешно? Мне что-то не очень. Почему? Сейчас расскажу, сами поймете.
На скамейке сидел лысый дед Коля, вновь запивший, и что-то активно выговаривал «Клопу», местному алкоголику, сидевшему перед ним на корточ-ках.
Клопа зовут Игорем, рожа у него всегда красная, потому и Клоп. Когда-то он здесь жил здесь, в соседнем подъезде вместе с матерью и братом-инвалидом. ДЦП это, кажется, называется, когда человек нормально ходить не может. Сидел по малолетке, во время его первой ходки мать, алкоголичку, убил по пьяни сожитель. Выйдя из тюрьмы, Клоп стал главой семьи и загнал в гроб своего старшего брата, тоже алкоголика, затем
Этот Игорек хоть и слушал деда, но держал во внимании дорогу, точнее говоря, людей, проходивших мимо. У каждого из них он пытался стрелять деньги, некоторые даже давали. Только не подумайте, что это он на еду себе собирал. Нет, его тут и так накормят, это он так развлекается, на бухло себе собирает.
Это еще что - однажды он вообще положил кепку на дорогу, мол, бросай-те сюда. Надоело напрягаться, видимо.
Данила, рыбак, что-то рассказывал или объяснял Сергеичу, как всегда облаченному в камуфляж. Тот, сложив руки на груди, внимательно слушал, изредка согласно кивая головой. Вообще-то они не опойки и не живут в этом доме. Живут они в доме напротив, но как и все любители выпить, идут сюда. Здесь никто на них не орет, напротив, им только рады. Вот и сегодня пришли.
Артур, там еще сидел. Как всегда, в жилетке своей, знаете наподобие разгрузки армейской, такая, на голое тело одетой. На этот раз он не стоял, словно дозорный, как обычно, на своих двух, а сидел и разговаривал с дедком, который, опираясь на трость, с интересом слушал его. Не помню, как его зовут, только знаю, что он постоянно умирает. Хотя, по мне, он меня пережи-вёт.
Жестикулируя рукой, верзила словно искал подтверждения сказанного им. Потом он начал жать руку деду и, разжимая ладони, по-дружески, поло-жив другую руку на грудь, что-то вдохновенно говорил, дед согласно кивал. Наверное, опять рассказывал о своей нелегкой доле.
Раньше Артур этот где-то в центре жил, а потом выселили за неуплату квартплаты, о чем он не переставал регулярно рассказывать, жалуется на всех, «бедненький». Лет пять-шесть назад переехал он сюда, в наш подъезд, с матерью. Я в классе шестом вроде учился.
Ему лет сорок на вид, метра два ростом и здоровый, как бык. Он уже дважды отсидел, хотя тут не поймешь, то дважды, то трижды, говорят. Сам я с ним никогда не общался, так, иногда сигаретку стрельнет, когда один на скамейке сидит. Такое ощущение что, дальше нашей скамейки он не ходит, изо дня в день торчит на ней, как будто живет на ней.
Все население подъезда, кроме опойков, не переносит на дух этого Арту-ра, но при встрече расплываются в улыбке, действуя по принципу «не тронь говно и вонять не будет».
Кстати, про говно - это точно.
Жили тут у нас на четвертом этаже молодые родители, квартиру снима-ли, потом они съехали. Привычка дурная у них была, коляску детскую на первом этаже, под лестницей оставлять. Не знаю, специально или нет, может, не донести было, но эта мразь навалила им прямо в коляску. И, когда хозяин вышел разбираться, знаете, что сделал Артур? Он возглавил расследование. Положив руки на смененные штаны, он быстренько нашел виновного – алко-голичку Аню, которая, правда, стала обосновывать, почему это не она. Коро-че, во всем стал виноват бомж Гриня, которого вообще в помине тогда и близко не было.