Андрей
Шрифт:
И - свершилось. Сделав несколько неуверенных шагов, амбал-таки упал, утянув за собой и Клопа.
Радостно стало, хоть что-то хорошее.
За этим процессом с интересом наблюдали бабки и теперь активно об-суждали это событие. Кто-то жалел амбала, кто-то что-то советовал Клопу, од-на даже заорала в возмущении мужику, что сидел с аксакалом, чтобы он по-мог. Как всегда, они судьи, они советчики, они всё.
Тем временем парочка поднялась и ушла в подъезд, обидно
Дед продолжал сидеть и бормотать себе под нос. Аксакал Кулек по-прежнему, с трудом переносил общество Хоббита и, не обращая на его слова особого внимания, стал говорить с подлетевшей бабой Нюрой, чей звонкий голос казалось, временами переходил в ультразвук.
Часам к шести-семи все более-менее начало стихать, кроме музыки за стеной. Но когда этот долгожданный момент наступил, мне уже не было дела ни до чего.
Ведь должно быть занятие, которое не бесит!
Читать?
Точно, читать. Настроение, вроде, появилось.
Сэлинджера брать не стал, взял другую книгу. Книга Джека Лондона «Мятеж на Эльсиноре», хорошая вещь. Начал читать. Но, попробуй, здесь по-читать, когда ошеломительный гомон пришедшего домой соседа достаёт по-чище зубной боли.
Он монотонно, однообразно и с каким-то учительским тоном что-то разъ-яснял своей матери, словно упиваясь своей красноречивостью. Он все говорил и говорил, говорил и говорил. Ну, и что теперь делать?
Однажды я ударил в стену, чтобы он заткнулся там. Он действительно заткнулся, но через пару дней, на улице меня встретил его сынуля, лет на семь он старше меня. Бить он меня не стал, на первый раз, говорит, прощаю, вто-рой раз отметелим с пацанами за батьку.
Бред.
Зато как эта сука потом на кухне отрывался! Наверное, дня три бухал, не просыхая, постоянно причитал приехавшему навестить сыну: «Ты-то у меня не такой». А потом еще цинично приговаривает: «Ладно, давайте потише, а то опять в стену стучать начнет, с топором еще явится» - и заржет, и сынуля го-гочет. И эта падаль старая подвизгивает, откуда только силы.
Стены, говорю ведь, бумажные. Тем, кто строил эту коробку, в ней по-жить.
10
Санек притопал вечером, как и обещал.
Конечно, это ведь не долги отдавать.
Когда я увидел с кем он, от удивления чуть глаза на лоб не полезли. Не с Артуром, и не с какими-то еще уродами, как я предполагал.
С Настей он пришел, той самой, что звала меня на выпускной.
Смутился я.
Блин, так не скажешь. Лучше сначала это все расскажу.
Все началось с выпускного этого треклятого, вернее, с того как я на него не пошел, несмотря на все уговоры этих двух, что стояли на пороге.
И
В школе мы никогда с ней особо не общались. Она была популярной в школе, за ней толпы всяких подонков увивались, и это - что, она никого не отшивает - бесило меня в ней. Как и в других.
Взбалмошная она. Никогда не знаешь, что от нее ждать. То нормально разговаривала со мной, то шипеть начинала без поводов, то вообще не заме-чала.
Мама ее у нас химию вела. Так Настя с ней однажды прямо на уроке пе-реругалась и вышла из кабинета. Потом на занятия долго не ходила. Нет, ко-нечно, все учителя подонки, но я бы так не смог, мама все-таки, хоть и учи-тель.
Хотя, если честно, по барабану она мне была.
А потом она приходит и зовет меня на выпускной! Почему?
Спустя год мы с ней целовались…
Это случилось в прошлом мае, когда я на первом курсе м… м…«учился».
Вообще-то ее кадрил Санек, а меня он брал для фона, если ему удавалось вытащить меня из дома. Ведь он считал себя реально крутым. Он был каче-ный, высокий, а я никогда не был ни бруталом, ни быком и вообще произво-дил впечатление что я не от мира сего.
Идем втроем, хорошо! Особенно вот в такое же время, как и сейчас - по весне. Гуляли мы недалеко от школьного футбольного поля. Там, чуть поодаль, раньше был не то, что парк, а просто аллейка, заросли полудикие. Какой-то активист сажал в давние времена. Теперь их там уже и нету, одна грязь. Прошлой осенью вырубили, только пеньки остались. Стоянку делать хотели, да потом передумали, наверное.
Санёк Насте что-то говорит, обнять пытается, а я думаю - скорей бы до-мой пойти, да клещей высматриваю. Боюсь я этих насекомых, тварей, просто жуть как. Спросит меня что-нибудь Настя, а я невпопад отвечу, на радость Саньку. Он сразу потешаться начинает, но я не обижался, это ведь все так, по-дружески.
Но однажды вечером Санек умотал куда-то, а Настя вдруг попросила меня проводить ее домой. Живет она в доме напротив, а я, дурак, купился, не понял подвоха.
У дверей квартиры она меня поцеловала. Неожиданно так.
Сказать, что я был смущен, - значит ничего не сказать. Я попросту испу-гался и…
…ушел, ни сказав ей ни слова.
С тех пор мы практически не встречались, об общении и речи нет. Не потому, что она или я игнорируем друг друга, просто не пересекаемся нигде, вот и все.
Может, я ее обидел, не знаю. Но тогда мне казалось, что это было пра-вильное решение.