Андрей
Шрифт:
Я собирался ответить, но меня перебила толстая бабка, пришедшая сле-дом. Та еще тварь, все про всех знает, даже то чего и не было никогда.
– Артур, - начала она клокотать, - они сидели, никого не трогали, а он подлетел и начал их избивать.
Во как!
Сидят люди пьют посреди улицы, с утреца, никого не трогают, и тут монстр подлетает и начинает их бить. Конечно, мне виднее, я ведь тут все знаю обо всех, я тут главная сплетница. Захотелось и ее ударить.
– Разберемся, -
«Ты, мразь старая, вообще заткнись, пока твои глаза выпученные не вы-давил! А ты кто такой, чтобы я тут перед тобой оправдывался? Робин Гуд хре-нов, отвали!» - хотелось проорать, бешенство еще не прошло, но лучшим для моего здоровья было просто сказать, как было.
– Он еще домофон вчера ломал, - не унималась старая тварь.
– Не надо, не надо домофон ломать, - запричитала баба Нюра, ей по-прежнему было не то, чтобы весело, ей было обычно.
На эти комментарии Артур не обратил никакого внимания. Даже не обернулся.
– Я на улицу вышел, а этот хромой меня петухом назвал, в спину. Ты бы такое стерпел?
– объяснил я, давя на его пацанские чувства, хоть и прими-тивные, но очень восприимчивые к оскорблениям.
Подействовало.
– Че, в натуре? – смягчился он.
У скамейки тем временем кипела жизнь. Отошедший от стресса посред-ством очередной стопки, верзила объяснял свое виденье ситуации бабкам, те согласно кивали, одинаково покачивая головами – «ах, какой он нехороший, сиротинушку обидел». Вот теперь разговоров-то - на месяц наверное. При-ободренный этим, громила еще активней жестикулировал руками и показы-вал что-то на пальцах. Бедненький, чуть монстр его не убил, страдальца, сука.
– Как дела-то?
– совсем по-дружески произнес Артур. Видимо претензий у него ко мне не было. А у меня мороз так по коже и бегает, и голова, будь она неладна. Кое-как рассказал, конечно, никаким боком не касаясь Насти.
– Есть на пиво-то?
– спросил он, внимательно выслушав меня и кивая в знак понимания.
Затем к нему подошел еще один парень, поменьше его и помладше, его звали Стас или просто «Малой», поговорил минут пять. Затем подошел Слава с Сэмом, вышедшие на шум. Потом стали подтягиваться со всех сторон и дру-гие гопники - Толстый, Муха, Тоха, Артемон - брат Сэма, Гагарин, Коробок, ещё кто-то, только Санька и Гошана не хватало, а так собрался весь цвет на-шей молодежи.
Гоблины - все, как один, бритые и одежда, в принципе, одинаковая - или спортивные костюмы, или джинсы с майками. Тоха, конечно, избил бы меня, да и Коробок бы не отказался, и все остальные – я ни за кого не берусь. Но тут был Артур, их главарь. Может быть, чуть более умный, или более справедли-вый, а может, он просто сильнее других и ему нравилось решать, - казнить или миловать, чувствуя тем самым свою власть.
Так что никто меня не тронул, мы пожали друг другу руки и разошлись. Я пошел дальше, не обращая никакого внимания на уродов у подъезда. Инте-ресно, Настя это видела? Я хотел бы, чтобы она увидела, как я крут.
Такая тоска
И тут - свист в спину. Все от тех же уродов. Свистит Коробок, его манеру свистеть ни с чем не спутаешь.
– Эй, погоди, - гаркнул он. Ко мне приближалась толпа. Мне каюк, это я уже понял.
– Ты че?
– Тоха толкнул меня. С огромным трудом я устоял, едва не упав на асфальт.
Пытался я ответить, но не понимал, чего они от меня хотят.
– Слышь!
– рычал кто-то из толпы, - Слышь!! Слышь... Слышь… Ты что ох…л? Здоровья до х..?
– А что такое? В чем дело? Арт…
Договорить я не успел, ударил кто-то из них, так долбанул мне в грудь, что устоять было невозможно. Все, мне конец, не продохнуть, нечем дышать, нечем дышать. Я пытался вдохнуть, но кто-то словно мне бревно в грудь впер. Они обошли кругом, сейчас что-нибудь спросят и начнут бить, не дождавшись ответа. Все.
И резкий свист, и опять солнце над головой, и опять глаза болят. И отхо-дят уроды, не закончив начатого. И бабки с недовольством глазеют на сие действо. И алкаши раздосадованно смотрят на меня, их начавшееся было ве-селье прервали, и этот гандон все улыбается. А я могу дышать, мое дыхание восстановилось, но грудь болит.
Это Леха. Леха помог мне. Он подошел с черной битой и подал мне руку.
– Несильно досталось?
Леха - этот тот человек, на которого действительно хочется быть похо-жим. Он сильный, но не крутой. В том смысле, что никогда не выделывается, хотя какой-то борьбой занимался и в десанте служил, говорят. Не криминал, но все его боятся. Все уроды боятся, конечно же, даже Игорь, сука, не стреля-ет у него денег, даже не подходит, боится. Просто однажды Леха пообещал ему - если он еще раз подойдет, то он его отделает. Игорек не поверил…
Конечно, Леха не супермен, работает на самой обычной работе, то ли программер он, то ли консультант, что-то в этом роде, но никогда он не по-терпит несправедливости, во всяком случае, мне так кажется. Живи такой в нашем подъезде, или хотя бы в доме, такого бы беспредела явно бы не твори-лось. Попробовали бы эти уроды вот у него под окнами присесть (живет он на первом этаже).
– Живой?
– спросил он, наклонившись, чтобы подать руку. Стоял он спи-ной к солнцу, и с земли казалось, что он светится, прям Святой. – А я стою в машине копаюсь, смотрю, уроды, что-то разошлись, думал и не поспею. Ну живой?
– Давай руку.
– Спасибо, - говорю. Действительно - не приди он, мне конец бы настал.
– Это они за этих впряглись…
А Леха уже не слышал. Помахивая битой, он возвращался к своей маши-не.
– Лех, - крикнул я ему вслед, - у тебя нет анальгина?
Может быть, нелепо это прозвучало, но у кого спросить, как не у него, да и голова готова была взорваться.
– В аптечке есть, - развернулся он, - пошли дам.