Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя
Шрифт:
Стройков вместе со всеми смеялся буквально до слез. Он был веселым, умным и добродушным человеком. К печали всех нас, кто его знал, он умер весьма молодым, примерно через год после памятного случая. Когда он возвращался из Стокгольма на Родину на пароходе «Балтика», буквально в видимости ленинградского порта его постиг сердечный удар. Рядом в каюте никого не оказалось…
Я тогда еще, как и вся КПСС, почти экзальтированно верил в Ленина, особенно после XX съезда партии и хрущевского доклада о культе личности Сталина. Поэтому я решил сделать своей главной журналистской темой как корреспондента советской печати поиски следов Владимира Ильича в Швеции. Здесь большевик номер 1 часто укрывался и даже
Шведские сотрудники бюро АПН вывели меня на старого коммуниста Отто Гримлюнда. Гримлюнд был тем самым молодым шведским социал-демократом, который в апреле 1917 года по поручению Фрица Платтена и левой шведской социал-демократии встречал в шведском порту Мальме паром «Кунг Карл» из немецкого города Засница. На этом пароме в «пломбированном» вагоне группа российских эмигрантов во главе с Лениным из нейтральной Швейцарии через воюющую с Россией Германию, а далее через Швецию и Финляндию, направляясь в Петроград, пересекла Балтику. Не буду описывать эту историю, поскольку она во всех тонах и видах изложена в исторической, публицистической и художественной литературе. После моих очерков и фотографий Отто Гримлюнда, несколько подзабытого в КПСС до той поры, шведский друг Ленина сделался важной персоной для посещений разного рода советских знаменитостей, приезжавших в Швецию. Так, я приводил в гости к Гримлюнду писателя Геннадия Фиша, кинорежиссера Марка Донского и его прославленного коллегу Григория Александрова, снимавшего тогда к столетию со дня рождения Ленина большой хроникально-документальный фильм о вожде во Франции, Англии, Швейцарии, Финляндии и Швеции. С Григорием Васильевичем мы за месяц его пребывания в Швеции довольно хорошо сблизились. Он приглашал меня и после моей командировки в Швецию навещать его в Москве и продолжать добрые отношения. К сожалению, из-за того, что после возвращения из Стокгольма в глазах апээновского начальства я стал «штрафником», я психологически не мог продолжать дружбу с великим человеком. Но в Стокгольме у нас были очень теплые и сердечные контакты.
В благодарность за устройство знакомства с Отто Гримлюндом великий режиссер рассказал мне однажды многозначительную историю из швейцарской части своей поездки. Дело было так.
Александров и его съемочная группа разыскали в Цюрихе кафе, где вождь-эмигрант игрывал в шахматы. Они пришли к старичку хозяину этого кафе и попросили показать столик, за которым Ленин играл в шахматы.
— Не было здесь никакого Ленина! — резко ответил хозяин кафе.
Тогда ему показали фотографию молодого Ульянова.
— А этого человека вы помните? — спросил Григорий Васильевич.
— Конечно! — сказал старик. — Это же Вольдемар Ульянов!
— А вы не знаете, что Ленин и Ульянов — это одно лицо?! — продолжал спрашивать Александров. — И он совершил революцию в России!
— Вот никогда бы на него не подумал! — удивился старик. — Ведь Вольдемар Ульянов был такой приличный молодой человек!
Затем хозяин кафе высказался совершенно определенно:
— Вольдемар Ульянов никогда не играл здесь в шахматы, а сражался вот на том бильярде, — и показал на зеленый стол.
Григорий Васильевич высказал свое полное недоумение, на что старик ответил:
— Приходите завтра утром, я приглашу своих старых друзей, которые помнят Ульянова, и они вам докажут!..
На следующее утро Александров спозаранку был уже в кафе. Стали собираться аккуратные швейцарские старички, в бархатных жилетах, с галстуками-бабочками. Когда их набралось с десяток и все расселись в кружок за столом постоянных гостей заведения, хозяин кафе изложил суть спора.
После
— Вечно наш старый ворчун все путает. Ульянов играл действительно в шахматы вот за этим столиком, — и он показал за каким, — а на бильярде играл тоже эмигрант, тоже социалист и тоже лысый, кстати лучший друг Ульянова… Его фамилия — Муссолини…
Потом Александров узнал еще более потрясающую деталь: когда Ленин ездил с рефератами в итальянскую часть Швейцарии, переводил его речи с немецкого языка на итальянский соратник и друг Ульянова итальянский революционер Бенито Муссолини. Идеологии основателя большевизма и основоположника настоящего фашизма были настолько близки, что оба стали закадычными друзьями…
До катастрофы КПСС в 1991 году эти исторические факты, установленные отнюдь не ученым или политиком, а великим кинорежиссером, оставались настолько крамольными и опасными, что Андропов, когда я пересказал ему однажды свои беседы с Григорием Васильевичем, замахал на меня руками и заявил, что эту болтовню ничем подкрепить нельзя. Тогда я спросил его о том, чем же можно объяснить тот факт, что именно фашистская Италия под руководством Бенито Муссолини была первым европейским государством, еще при жизни Ленина прорвавшим в 1921 году дипломатическую блокаду Советской России? Рим и Москва договорились тогда о том, чтобы обе стороны имели в Москве и Риме официальных уполномоченных. Юрий Владимирович тогда на несколько минут замолчал, видимо переваривая услышанное…
За три с половиной года моей работы в Швеции случился в это королевство и государственный визит Никиты Сергеевича Хрущева. Он чуть не стоил мне крупных неприятностей.
Поскольку я сам прилично фотографировал и направлял в АПН иногда свои фотоработы, руководство агентства и посол Белохвостиков назначили меня ответственным за фотообеспечение визита. С этой целью бюро АПН в Стокгольме заключило официальный договор с одним небольшим фотоагентством в шведской столице. Шведы обязались оперативно проявлять фотопленки, которые я должен был приносить им два раза — утром и вечером, — в каждый день визита. Они также должны были немедленно делать с них контрольные отпечатки, а затем и указанный нами тираж фотоснимков, которые прямо из Швеции бюро АПН посылало авиапочтой в Москву и во все зарубежные наши представительства. Агентство, с моей санкции, могло также за плату распространять в прессе фото, которые не пошли у нас. Дело было простое. Вместе с делегацией Хрущева на теплоходе прибыл маститый фотокорреспондент АПН, допущенный к правительственным съемкам, Борис Рябинин. Я также аккредитовался в пресс-центре визита как фоторепортер.
Мой старый друг со студенческих времен Виктор Корягин, ныне покойный, был тогда заместителем заведующего протокольным отделом МИД СССР. За пару недель до приезда Хрущева он вместе с начальником 9-го управления КГБ полковником Чекаловым прибыл в Стокгольм для подготовки протокольных мероприятий государственного визита. На совещании в посольстве он познакомил меня с шефом кремлевской охраны.
Снова приехав с Хрущевым в Стокгольм, Чекалов узнал меня и оформил мне допуск в резиденцию генсека, куда всем журналистам вход был запрещен.
На второй день визита, вечером, Хрущев принимал вместе с женой в резиденции, в домашней обстановке, делегацию Общества дружбы «Швеция — Советский Союз» во главе с профессором Евой Пальмер, дочерью покойного основателя общества профессора Пальмера. Встреча происходила на большой застекленной террасе особняка. Я заранее притулился вместе со своей фотоаппаратурой недалеко от диванной группы с креслами и низким столиком, вокруг которого и должна была проходить беседа. Чекалов предупредил меня, чтобы я не лез на глаза Никите Сергеевичу.