Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя

Синицин Игорь Елисеевич

Андропов, как и два его предшественника на посту председателя КГБ, Шелепин и Семичастный, резко выступал против «хозяйственного обрастания чекистов». Семичастный, обосновывая свою негативную позицию по этому вопросу, говорил, что строительные усилия будущих дачевладельцев — сотрудников КГБ будут отвлекать их от напряженной служебной деятельности, а попытки доставать правдами и неправдами строительные материалы и рабочую силу при острейшем дефиците в СССР на то и другое будут вовлекать его людей в коррупционные отношения с торговой сетью и строителями. Поэтому все три председателя неутомимо боролись с естественным желанием своих офицеров получить участки земли и построить дачные домики, приобрести автомашины…

Процесс отвода земли под дачи чекистов все-таки потихоньку шел. Полковники, большинству которых никогда не давали снимать на лето служебные дачи, добивались от начальства и Моссовета получения небольших массивов подмосковной земли для деления ее на мелкие участочки.

Но иногда этот процесс приобретал кощунственные формы. Так, во времена Шелепина — Семичастного под дачи была выделена земля на территории так называемого полигона НКВД в подмосковном Бутове. В конце 30-х и в 40-х годах там производились массовые расстрелы. Уже четыре с лишним десятилетия стоит рядом с полигоном дачный поселок пенсионеров НКВД и КГБ. Теперь недалеко от дачного поселка чекистов, который был возведен когда-то поблизости от глухого, посеревшего забора с колючей проволокой поверху, находятся ухоженные братские могилы, поставлены памятные доски погибшим, возведена церковь и монумент в память жертв репрессий. Как себя чувствуют сегодня старые владельцы и новые наследники этих дач? Неизвестно. Но для бывшей и нынешней номенклатуры, для Системы и ее современного продолжения это явление такого же уровня человеческого и общественного безразличия, как и устройство рок-концертов и танцев выпускников школ на Красной площади. Ведь главная площадь советской и российской столицы остается до сих пор смешанным кладбищем для порядочных людей, как летчик Валерий Чкалов, первый космонавт Гагарин, и государственных преступников, как Ульянов и его присные…

Когда Андропов стал генеральным секретарем ЦК КПСС, он волевым решением прекратил так называемое «разбазаривание земли», остановив массовое предоставление небольших садовых участков трудящимся в размере шести соток на семью, начавшееся было при «добром» Брежневе. При этом такие крошечные участки получала отнюдь не номенклатура, а рабочие и служащие. Вместе с тем многим высокопоставленным сотрудникам КГБ удалось объединиться в кооперативы и получить в Подмосковье под строительство дачные участки. Однако Юрий Владимирович отнюдь не помогал этому процессу, скорее мешал, поскольку считал, что возня в саду и строительство летних домиков будет отвлекать чекистов от выполнения ими прямых служебных задач, заставит меньше думать о своей работе и ее тонкостях. Я и тогда полагал, что это был примитивный большевистский подход к проблеме летнего отдыха простых людей и такому человеческому понятию, как «свой дом». Тем более что вся правительственная и чиновная верхушка вовсю пользовалась дачами. Некоторые, вроде секретаря ЦК КПСС Бориса Пономарева и членов политбюро, имели на своих дачах помещичьи подсобные хозяйства, в которых были заняты десятки сотрудников 9-го управления КГБ.

Но когда я пытался говорить Юрию Владимировичу что-то положительное о мелких дачных собственниках и производстве ими дополнительной сельскохозяйственной продукции для разнообразия стола в условиях скудной социалистической торговли, то натыкался на какой-то упрямый коммунистический фанатизм, с которым, вероятно, партийцы и чекисты 30-х годов загоняли маузерами людей в колхозы, а несогласных лишали земли, имущества, орудий труда, а иногда и самой жизни…

Возвращаясь к вопросу о феноменальной честности и бессребреничестве Андропова, не могу не вспомнить празднование его шестидесятилетия 15 июня 1974 года. Рабочий день его начался, как обычно, в девять часов утра. Но к полудню Юрий Владимирович пригласил зампредов и своих ближайших сотрудников осмотреть выставленные в зале коллегии подарки к его дню рождения. Подарки были в целом весьма скромные: фарфоровые вазы с портретами юбиляра, сувениры, сделанные руками пограничников на погранзаставах, модели пограничных катеров и кораблей, модель речного судна, на котором в 30-х годах ходил матросом Юра Андропов. Ее сотворили ребята из Рыбинского речного техникума, и она привлекла теплое внимание новорожденного. Подарили и пейзажи, писанные самодеятельными художниками в пограничной глуши.

Единственным дорогим подарком, возвышавшимся в центре одного из столов, была огромная хрустальная ваза ручной работы прославленных чешских мастеров, не менее метра высотой, в которой стояли шестьдесят алых гвоздик. Рядом с вазой сверкали алмазной резьбой хрустальные стакан, фужер, большая, средняя и малая рюмки, грушевидный коньячный бокал, две малюсенькие, мал мала меньше, рюмашки для водки и ликера. Это были образцы из громоздкого гарнитура по 48 единиц каждого из представленных сосудов. Хрустальные грани вазы и сервиза искрились в лучах полуденного солнца, как бриллианты. Юрий Владимирович со всей своей свитой подошел к дорогому подарку, который оказался от президента Чехословакии Густава Гусака.

Чешский хрусталь, стоявший перед Юрием Владимировичем, был красоты необыкновенной. Андропов подошел ближе, пощелкал ногтем по краю вазы и бокалов — они издали чистый звон на разные тона, в зависимости от формы и размера предмета. Юрий Владимирович наклонил голову и послушал. Пощелкал еще раз. Снова раздался малиновый звон. Потом он повернулся к сопровождению

и сказал:

— Какие замечательные руки у чешских мастеров! Какое же это великолепное искусство!..

Затем его взгляд уперся в заместителя председателя КГБ по хозяйственной части Ардалиона Николаевича Малыгина. Андропов подозвал его поближе, кивнул на хрусталь и сказал:

— Но это подарок не мне, а моей должности… Ардалион Николаевич, отдайте всю эту роскошь в спецбуфет!..

Тут, видимо, самое время пояснить, что такое спецбуфет. Вообще-то это столовая для высшего руководящего состава КГБ. Такие же спецбуфеты существовали во всех министерствах и ведомствах Москвы, высших государственных и партийных учреждениях республик и областей, то есть там, где процветала номенклатура. В эти «столовые», где блюда ресторанно-диетического типа готовили из продуктов, поставлявшихся со спецбаз, приходили и садились на свои определенные места за столиками только работники самого высшего звена. Цены в меню стояли, как в самой дешевой диетической или вегетарианской столовой, а исполнение находилось на самом высоком вкусовом и качественном уровне, то есть вполне добротного ресторанного типа. До обеда и после него из спецбуфета официантка в накрахмаленном переднике и таком же хрустящем кокошнике на голове могла принести в кабинет клиента спецбуфета чай или кофе, сок, молоко, творог, сметану, выпечку, печенье, сушки и бутерброды с колбасой или сыром, произведенными в особых цехах мясомолочных комбинатов. В день получения зарплаты, а в КГБ ее выдавали ежемесячно двадцатого числа, что дало повод называть день выдачи зарплаты Днем чекиста — по аналогии с профессиональным праздником 20 декабря, — в спецбуфете клиенту предъявляли счет. Я платил рублей семьдесят — восемьдесят в месяц, с учетом стоимости взятых за этот срок для подарков коробок конфет и импортного спиртного. Жена, конечно, всегда ругала меня как «растратчика», но с удовольствием дарила большие коробки конфет подругам и врачам.

Генералы платили раза в два меньше, поскольку они как военнослужащие получали так называемые пайковые деньги на питание, а я, как единственное гражданское лицо, прикрепленное к этой «малой кормушке», выплачивал полную стоимость блюд и буфетной продукции.

Помимо спецбуфета для руководящего состава КГБ, но в должностях ниже, чем члены коллегии, действовала другая небольшая столовая. Она весьма неаппетитно, хотя и просторно, размещалась в корпусе посреди двора, который был всего за несколько лет до этого внутренней тюрьмой ВЧК — ОГПУ— МГБ — КГБ. Помимо этого в разных зданиях КГБ были еще буфеты и столовые для всех остальных сотрудников. Качество пищи в них и цены ничем не отличались от городских предприятий общественного питания. Только иногда в общедоступных буфетах, главным образом перед праздниками, появлялись хорошая колбаса и конфеты в коробках.

Спецбуфет на третьем этаже находился в особой зоне, неподалеку от кабинета председателя. Ежедневно туда привозили в особых запломбированных термосах и ящиках пищу для Юрия Владимировича как члена политбюро. Для столующихся здесь были два небольших зала. В одном из них, главном, стоял большой круглый стол, за которым обедали председатель и его заместители. Сюда вел отдельный ход.

В другом зале довольно тесно стояло около десятка столиков на четыре человека каждый. Члены коллегии КГБ, начальники самостоятельных управлений и отделов комитета, имели каждый свое, закрепленное за ним место. За двумя столиками пустовало одно-два свободных места, куда подсаживались столоваться гости соответствующих рангов, в частности прибывавшие в Центр с мест председатели Ленинградского и республиканских комитетов, начальники областных управлений. Столик секретариата стоял в углу, возле стойки с образцами конфет и спиртных напитков, в том числе грузинских и молдавских легких вин. Выглядела эта стойка весьма соблазнительно и к концу недели быстро пустела. Сверток с отобранными конфетами и вином официантка приносила обычно в кабинет клиента, а его стоимость заносилась в ежемесячный счет.

За нашим столиком, где сидели Лаптев, Карпещенко и я, оставалось свободное место для Крючкова, когда он задерживался после доклада на Лубянке и не мог возвратиться к обеду к себе, в Ясенево. У Крючкова в городке ПГУ была создана точно такая же система спецбуфета. Разговоры за обедом генералы вели самые разные, обычно неслужебного характера. Хотя изредка они заканчивали здесь споры, начатые в зале коллегии или на совещании у председателя.

Однажды в спецбуфете случился казус, касающийся моего литературного творчества. В конце 1977 года в издательстве «Молодая гвардия» тиражом в 200 тысяч экземпляров вышел и мгновенно разошелся мой первый роман «Негромкий выстрел». Сюжетом для него стало «дело полковника Редля» — опаснейшего русского шпиона, действовавшего перед Первой мировой войной в Австро-Венгерской империи. Я специально взял тему из истории дореволюционной российской разведки Генерального штаба, чтобы никто из коллег-писателей не мог бросить упрек руководителям пресс-службы КГБ в том, что они-де дают интересные материалы о советской разведке только сотрудникам или литераторам, связанным со спецслужбами СССР. А моя тема, считал я, сугубо историческая.