Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт
Шрифт:
— Вы думаете, Фонтан знает про вашу шляпу?
— Думаю. Фонтан же — вода. А шляпа упала в воду. А раз Фонтан — вода, он должен знать, что случилось с моей шляпой.
— Тогда подойдём поближе и послушаем! Они подошли поближе и стали слушать.
— Я, кажется, слышу «шляпа, шляпа», а потом «сушится, сушится».
— А я — совсем другое! — с досадой сказал Соломенный Губерт.
— Что?
— «Шишка» я слышу, вот что!
— А я слышу «шиповник»!
— А я — «шмель»!
— А я слышу «пшено, пшено»!
— А я — «мышь-мышь-мышь»!
— А
— А я слышу «шимпанзе», — сказал Соломенный Губерт, а потом добавил: — Ничего мы не узнаем! Я ведь говорил: что ни шёпоты, то с чёртом хлопоты!
И действительно Анечка-Невеличка с Соломенным Губертом ничего не узнали про шляпу, ведь что ни шёпоты, то с чёртом хлопоты!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
У младших братьев
Глава двадцать вторая, в которой Соломенный Губерт и Анечка-Невеличка входят в Царство Кукол
— ВОТ ОНИ, ДВЕРИ, ПРО КОТОРЫЕ написало Волшебное Перо! — сказала Анечка- Невеличка.
— Я рад и счастлив! — ответил Соломенный Губерт. — Только они наверняка заперты, а у нас нет ключа.
Он был раздосадован, ведь Фонтан ничего не сообщил про Соломенную Шляпу! И вот, решив теперь, что потайные двери заперты, он, словно собираясь на эти двери напасть, сильно на них нажал.
Двери подались, и Соломенный Губерт куда-то исчез. Через секунду он снова появился, потом снова исчез и снова появился.
— Странные двери! — сказала Анечка-Невеличка. — Не открываются и не закрываются, а словно бы вертятся.
Так оно и было. Двери вертелись. Анечке тоже захотелось войти в двери, которые не открываются и не закрываются, а вертятся, и она, словно собираясь на эти двери напасть, сильно на них нажала и тоже исчезла куда-то, и тоже всего лишь на секунду, а потом снова появилась. И опять исчезла, и опять появилась.
Вдоволь наисчезавшись и напоявлявшись в удивительных дверях, она сказала Соломенному Губерту, что неплохо бы поинтересоваться, ч т о за дверями.
И они поинтересовались. За удивительными дверями оказался тёмный коридор, в конце которого горел огонёк. То и дело огонёк менял цвет, становясь попеременно красным, жёлтым и зелёным.
— Это светофор! — догадался Соломенный Губерт.
— Давайте поглядим на него поближе! — предложила Анечка.
У светофора Анечка-Невеличка с Соломенным Губертом увидели рельсы, ведущие неведомо куда. Пока они разглядывали рельсы, над красивым полосатым столбиком откуда-то появилась рука и указала налево.
Они пошли налево и вскоре увидели ещё одни двери, на этот раз стеклянные, за которыми горел яркий-яркий свет.
— Придётся войти! — сказал Соломенный Губерт.
— Почему?
— Потому что тут не написано, что посторонним вход запрещён.
— Тогда войдём! — согласилась Анечка.
За дверями, где горел
— Садитесь! — сказал Соломенный Губерт Анечке.
— А разве написано, что я должна сесть?
— Нет.
— Почему же надо садиться?
— Потому что не написано, что садиться запрещено!
Анечка-Невеличка села на самый низкий стул с самой низкой спинкой. Стоило ей сесть, спинка стала выше, а стул поехал высоко вверх, так что Анечка оказалась как бы между небом и землёй.
— Вы тоже оказались как бы между небом и землёй? — спросила она Соломенного Губерта, но вдруг испуганно смолкла, увидев долговязую Куклу, которая была ростом до потолка и на высоченных ходулях шла к задрожавшей от ужаса Анечке. Подойдя, Кукла принялась брызгать из флакона в лицо Анечке чем-то ароматным, напоминающим запах розы. А брызгая чем-то ароматным, напоминающим запах розы, Кукла ничего не говорила и только неподвижно глядела в одном направлении.
Когда всё Анечкино лицо было обрызгано чем-то ароматным, напоминающим запах розы, Кукла подула в лицо Анечке каким-то порошком, тоже превосходно и редкостно пахнувшим, а затем накапала ей в глаза что-то сильно блестевшее и прохладное.
Затем Кукла на ходулях стала уменьшаться, словно бы исчезать куда-то в пол, пока не уменьшилась до того, что и в самом деле исчезла.
Когда Кукла исчезла, стул, на котором сидела Анечка-Невеличка, стал опускаться, и спинка его тоже стала опускаться. Спинка опускалась и опускалась, стул опускался и опускался, и Анечка-Невеличка в конце концов почувствовала, что коснулась ногами пола.
Анечка встала, желая узнать, как дела у Соломенного Губерта, и увидела, что тот сильно изменился. Глаза его, прежде озорные, стали неподвижными и глядели в одном направлении. Лицо тоже стало неподвижно, как лицо Куклы на высоких ходулях. Это был и не был Соломенный Губерт.
— Вы разве не Соломенный Губерт? — спросила Анечка.
— То есть как не Соломенный Губерт? А вы, кстати, кто такая?
— А вы разве не знаете?
— По-моему, вы — кукла, похожая на Анечку-Невеличку.
— Я — кукла? — сказала Анечка, и ей захотелось плакать.
— Конечно, кукла!
— Я — Анечка-Невеличка. Это вы — кукла!
— Я — кукла? — возмутился Соломенный Губерт. — Никому бы не советовал так думать!
— Хоть вы и говорите, как Соломенный Губерт: «Никому бы не советовал!», всё-таки вы — кукла!
— Это вы — кукла!
— Нет, вы!
— То, что вы — кукла, ясно! Я это вижу, — сказал Соломенный Губерт. — Но раз вы говорите, что я — кукла, значит, наверное, так оно и есть.
Так оно и было. Поглядев в зеркало, оба убедились, что стали куклами.