Анестезия
Шрифт:
– Почему вы их так называете?
– Потому что совсем не нужно будет выполнять обязанности сиделки. Твоя мама сказала, что ты работаешь в больнице, но у Саши есть человек, который… ну, ухаживает за ним.
– Тогда для чего нужна я?
Тётя Наташа поджала губы, было видно, что эта тема для неё слишком животрепещущая. Но и не говорить о том, для чего они встретились, было бы странным.
– Саша всё больше закрывается в себе. Ну и не только в себе. Стал настоящим затворником. У нас уже работали несколько человек, каждый не продержался
– И вы решили, что я тот человек, который сможет продержаться? – уточнила Настя, приподнимая бровь.
– До того момента, когда мы с твоей мамой встретились, я уже рассталась с надеждой, что хоть кто-то сможет Сашу… ну…
– Развеселить.
– Нет, не совсем так. Вернуть к жизни.
– И почему решили, что я это смогу? Насколько вы помните, расстались мы с вашим сыном не лучшими друзьями.
Настя тоже кривовато улыбнулась. Тётя Наташа была свидетельницей того, что именно произошло между ней и её сыном.
– Я помню, Насть. Всё помню. – Она принялась комкать салфетку в пальцах и выглядела при этом так, будто сейчас речь шла едва ли не о жизни и смерти.
– Хорошо. Я попробую стать компаньоном вашему сыну. Но вы должны понимать, что делаю я это исключительно потому, что мне нужны деньги.
Настя внутренне поморщилась от того, как прозвучали эти слова. Будто она была меркантильной стервой, которая тут же, на берегу, очерчивала границы их будущих взаимоотношений с Зубаревым. Впрочем, она считала, что именно так и будет правильным. И – чего греха таить – понимала, что вряд ли сможет находиться рядом с Сашей больше недели.
– Я это понимаю. – Тётя Наташа улыбнулась, и в этой улыбке сквозило облегчение. – Деньгами мы тебя не обидим.
Настя опустила взгляд в чашку с кофе. Сейчас у неё всё ещё имелся шанс отказаться. Можно было просто ещё немного посидеть с матерью Зубарева, для приличия. А потом подняться с места и сказать, что она ошиблась и что передумала. Но Настя уже знала – она действительно попробует. Хотя бы ради того, чтобы вновь увидеть Сашу.
А тётя Наташа словно бы читала её мысли. Допив кофе, улыбнулась Насте и спросила:
– Ну, что? Поедем? Саша как раз сейчас дома… хотя, он всегда дома.
Улыбка сменилась выражением грусти, и когда тётя Наташа поднялась со своего места, Настя последовала её примеру.
Итак… впереди была встреча с Зубаревым, и Настя даже близко не могла представить, что именно её ждёт.
Настя меньше всего ожидала, что Саша живёт в пригороде. Там, где они и познакомились, когда обоим было по восемнадцать. Она вышла из машины и сделала глубокий вдох. Помнила, что до автобуса от дома Зубаревых бежать было минут десять. И осознавала, что это её единственный шанс не допустить встречи, которая вызывала в ней целую бурю самых противоречивых эмоций.
– Идём? – уточнила тётя Наташа, уже распахнувшая кованую калитку. Как будто знала, что Настя сомневается.
– Да, –
Всё кругом казалось точно таким же, как и семь лет назад. Даже старый, теперь уже проржавленный мангал, стоял на том же самом месте. Только кусты сирени разрослись так, что из-за них было не видно части стены с окном.
– Саш! Я дома. И кое-кто приехал со мной, – крикнула тётя Наташа в сторону дальней комнаты, которая раньше служила Зубаревым гостиной, стоило им войти в дом.
В ответ раздалась тишина. Только слышно было, как стрелки на часах отсчитывают время, и как сердце Насти колотится в груди. Или этот стук звучал только для неё?
– Саш! Дома я, говорю, – снова крикнула мать Зубарева. Подала Насте тапочки, и та отвлеклась на то, чтобы переобуться.
– Слышал, – раздалось приглушённое из глубины дома.
Настя последовала за тётей Наташей, инстинктивно стараясь ступать как можно осторожнее и тише. Зря, зря… зря она сюда приехала! Эмоции захлёстывали с головой, она словно попала в прошлое, с той лишь разницей, что теперь всё было совершенно иначе.
– А вот и мы.
Тётя Наташа распахнула дверь после короткого стука и тихого с той стороны: «Да входи уже». Настя застыла на пороге. Она мысленно пыталась представить, что именно почувствует, когда увидит Сашу в инвалидном кресле, но действительность оказалась слишком неожиданной. Потому что лицезреть сильного молодого мужчину, прикованному к коляске, было ужасно.
– Привет, – тихо поздоровалась она с Зубаревым, который буквально впился в её лицо взглядом. И столько всего в нём было, что Настя забыла как дышать. Сначала – неверие, следом – радость. А потом они сменились злостью. Такой явственной и чёрной, что от неё захотелось спрятаться.
– А! Новая идея, как меня позабавить, – буквально выплюнул он и повернулся к ним спиной, давая, видимо, понять этим, что разговор закончен.
А Настя вдруг поняла, что в неё будто чертёнок вселился. Это по вине Зубарева они расстались семь лет назад. Это он макнул её, восемнадцатилетнюю девчонку, в реальность. Со всего маху. С чувством, толком, расстановкой. И теперь, даже не зная подоплёки того, по какой причине здесь оказалась Настя, считал её очередной забавой, которую ему привела его мама?
– Знаете что, тётя Наташа? – спросила она, заложив руки за спину и прохаживаясь по комнате. С интересом посмотрела на какие-то незатейливые картины, развешанные по стенам комнаты. Кажется, раньше их не было – здесь висели грамоты Саши и его фотографии, в основном связанные со спортивным прошлым.
– Да, Насть? – осторожно уточнила Зубарева, которая выглядела растерянной.
– А мне подходят ваши условия.
Она присела на край постели и, сложив руки на коленях, посмотрела на мать Саши. И почувствовала на себе его взгляд – пристальный и всё с теми же нотками злости. Видимо, он понял, зачем здесь Настя.