Анфиса. Гнев Империи
Шрифт:
Зрелище было удивительное. Белые грациозные кони породы «высокогорный альбус», с сильными ногами, густой гривой и впечатляющими щётками на ногах у копыт. Украшенная крестами сама бледно-бордовая с белым декором повозка везла кардинала, чей крючковатый крупный нос сейчас Анфиса видела в профиль. Мужчина даже не выглядывал и не приветствовал никого из собравшихся на праздник, а просто спокойно сидел внутри, даже не повернувшись к окну.
А позади кареты была прикреплена устойчивая телега, украшенная букетами цветов и пучками различных трав – целебных и отгоняющих злых
Это был человек лет сорока или чуть больше. В глазах Анфисы он выглядел прямо-таки старым, даже при учёте её знакомства с намного более пожилым, зато очень крепким и поджарым друидом-отшельником. Лицо у архиепископа снизу поросло жёсткой густой щетиной небольшой прямой бороды. Усов он не носил. А из-под высокой красивой митры виднелись короткие светлые волосы. Мужчина казался самую малость лопоухим. А его серо-голубые глаза на уже покрытом рядом морщин лице были большими, но среди сгустков кожи у скул и наплывающих надбровных дуг выглядели при этом глубоко посажеными.
Кони встали. Музыка и гуляния вокруг затихли. Архиепископ в знак приветствия распростёр приподнятые руки, улыбаясь толпе, и вокруг раздалось ликование, сопровождаемое вскоре бурными хлопками в честь прибытия столь важного гостя. Магнус низко поклонился радостной публике, откупорил бочонок со святой водой и поднял метёлочку – кропило, принявшись разбрызгивать им святую воду на присутствующих. Те подставляли одежду и лица, поднимали различные предметы обихода на освящение и взятые с собой специально для этой церемонии ветки вербены.
На первосвященнике была фиолетовая казула из плотной жёсткой ткани без высокого воротоподобного подъёма сзади, как у фелони. Она покрывала тело верховного клирика спереди и сзади, оставляя открытыми бока и шею. К ней был пришит орнат – накладка с узорами крестов. На шее красовалась, свисая почти до колен, широкая стола с длинной бахромой и золотистыми узорами шишек, крыльев, завивающихся и переплетающихся стеблей и, конечно, религиозных символов. Всё это смотрелось невероятно парадно и красочно, переливаясь блестящими золотыми нитями в последних лучах заходящего солнца.
А из-под казулы виднелись рукава белого кружевного рокетто с узкими рукавами на фоне тёмной сутаны. Поясом вокруг тела и выше талии служил цингулум – бело-золотой, переливающийся перекрученный шнур с пышными крупными кистями, украшенными жемчугом. И поверх всего наряда – полукруглый плащ-плувиал без рукавов, застёгнутый спереди броской декорированной пряжкой со всё тем же равносторонним крестом внутри окружности. От всего этого блеска у верующих жителей деревни так и сверкали глаза в благоговейном трепете и восхищении.
Архиепископ читал молитву, благословляя всех и каждого из присутствующих. А народ вторил его словам, повторяя религиозные тексты, ведь как раз подступало вечернее время богослужения. Всё это перерастало в хоралы «Славься, Творец и храни императора», «Бог и Империя едины!» и «Благослови же, благослови!» – самую нежную и лиричную из знакомых Анфисе молитв.
Магнус
– Самый длинный день года знаменует собой любовь Творца, торжество лета, плодородия и расцвет жизненных сил всей природы вокруг, им сотворённой! – высоким напевным тоном проговорил архиепископ. – Славьте солнце, как славили, угощайте нищих и бедняков, как подкармливали, творите добро и держитесь друг за друга, как водите хороводы под песнопения! Не вздумайте гадать и волошбить, – наказывал он, грозя пальцем, – чтоб ни един из вас среди ночи не смел в поисках червонной руты к лесным огонькам захаживать, дабы не сгинуть, дабы душу его тёмные силы не выхватили! Указ даю с этого года и во веки веков: назначить Солнцестояние праздником Лета! Праздник света, любви, песен и отказа от всякого колдовства!
– Просто боится, что в такую могущественную ночь кто-то дел натворит, – недовольно проскрипел недалеко от Анфисы женский старушечий голос.
Она повернулась в поисках источника этих слов, но пожилых жителей среди толпы было слишком много. Девочка даже не знала, зачем туда поглядела. Пыталась разоблачить ведьму? Найти себе учителя? Просто из любопытства? Папа, похоже, был сейчас с другой стороны от повозки, ведь, по сути, приезд архиепископа разделил местную толпу на две неровные полусферы, собравшиеся от него слева и справа.
Магнус тем временем закончил речь, запрещая колдовать, но позволяя молиться и праздновать. Наверняка ввёл ещё какие-то уточнения, которые Анфиса прослушала. И, ещё раз всех перекрестив, потихоньку двинулся дальше. Конечно, не сам, а кучер в широкой кардинальной шляпе тронул красивых белых лошадей с места.
Теперь можно было сказать, что древний праздник преобразился в церковный. Тут вспомнились слова отца о том, что народ все эти века справлял Летнее Солнцестояние как бы без разрешения, тем более что старик-друид вон рассказал о языческих корнях многих традиций. Но ни хороводы, ни купайло, ни посыпку троп отваром из муравьёв первосвященник не запрещал, к тому же ритуалы, за исключением пускания венков по реке, по большей части были призваны к защите от тёмных сил и злых духов. Главное было не гадать и не волошбить, дабы не навлечь на себя гнев божий.
На пастбища побежали втыкать вербу, освящённую архиепископом, а на скотном дворе, как знала Анфиса, вбивали окроплённые осиновые колышки, чтобы нечисть не портила скот и не воровала молоко. Если б не подслушанный разговор и не сам отказ от неё Лукьяна, она наверняка бы и сама во всём этом участвовала
Помогла бы развесить чеснок и боярышник у двери, пробовала бы воткнуть вилку прямо зубьями в стол, в том году у неё это даже слегка получилось со злости после ряда неудач и с хорошего размаху. За исключением ритуалов с крапивой, всё остальное ей хоть и частенько было не очень понятно, но довольно-таки нравилось.