Ангарский Сокол
Шрифт:
Лодии же уже начали споро и деловито разгружать, следуя коротким командам. Всё происходило чётко и слаженно, как будто до этого ангарцы проводили тренировки по погрузке-разгрузке.
— Почему бесовская-то лодка, Василий Михайлович? — Карпинский сделал несколько обиженное выражение лица. — Вы в кузнице бывали прежде?
— Ну, бывал, — отвечал приказный голова.
— Ну вот. А там то же самое, жарко, шумно да дым валит. Так и здесь — уголь горит, дым от него и прёт, а железо стучит, судно по воде двигая. Вот и всё!
— Так кузница —
— Пётр Лексеич, ты в самом деле проводил бы нас с воеводой до берега, — проговорил Беклемишев, слезая с коня, — ты же посол ангарский! А насчёт подвод не беспокойся, вона, Макарке своему скажи.
— Макар, хорошо, что ты тут! — Пётр подозвал своего помощника, который обретался у ворот, ожидая, пока уйдут Измайлов с Беклемишевым. Рядом был и Онфимка.
— Да, Пётр? — Макар опасливо обошёл скучающих царских чиновников. Онфим же спокойно прошёл промеж лошадей, погладив одну из них по морде.
— Вы, может быть, пока вниз пойдёте, к пристани? А я потом вас нагоню, — предложил Карпинский враз открывшим рты от подобного политеса московитам.
— Короче, Макар, сейчас пойдёшь к дьякам в приказную избу, найми там подводы, сколько есть. И к берегу правь их. А ты, — Пётр упёр палец в мальчишку, — дуй к нам и собирай вещи, чтобы потом в одну из телег их по-быстрому сложить. Я тебе пару мужичков пришлю. Рацию не трогать! Я сам.
Раздав указания помощникам, Карпинский поспешил к причалу — на пароходе должна быть его Ленка.
— Бесовщина какая-то! — воскликнул Измайлов, понукая лошадь и кивая на стоящий у причала пароход.
— Погоди о бесовщине речи вести, — проговорил Беклемишев, — надобно впервой самим всё осмотреть крепко.
— Что-то ты, Василий Михайлович, больно расположен к людишкам ангарским, как я погляжу, — прищурился воевода енисейский. — Всяко заботу о них ведёшь, в заступ берёшь. Дело ли?
— А ежели и так! Нешто с ними, аки псы, лаяться следует? Сам видеть должон, какую силу крепкую они тут имеют, ты воевода всё же, — ответил Беклемишев и припустил лошадь по тропинке, ведущей вниз, к причалам.
Разбежавшиеся было крестьяне тем временем потихоньку возвращались к оставленным впопыхах котомкам, внимательно наблюдая за слаженной работой прибывших на испускающем дьявольский дым корабле людей. Промеж них уже ходили ангарские медики, высматривая нездоровых.
«Самодвижущаяся лодка без парусов и вёсел, коей и ветер не надобен. Не бывало прежде сего! — думал приказный голова. — И что с того, коли есть теперь такое диво», — сказал он сам себе.
— Ты обиду не держи, Василий Михайлович! — догнал Измайлов Беклемишева. — Я токмо для порядку оное спросил, всё же так и есть. Ишь, как споро!
Воевода перевёл взгляд на ангарцев. Все они были одинаково одеты в плотные кафтаны серого цвета, серые же штаны, заправленные в рыжие сапоги, с ружьями за спиной, сумкой
— Эка! Смотри, Василий Михайлович! — Измайлов вдруг показал на нос парохода. — Никак девка! Да с ружьём!
Стоявшая на носу девица выглядывала кого-то на берегу, подняв солнцезащитные очки. Одета она была так же, как и остальные, — серого цвета кафтан со штанами, но, по всей видимости, явно женского покроя, ладно смотревшийся на фигурке девушки. Енисейцы нечаянно залюбовались этой картиной. Вдруг, пискнув что-то, она помахала рукой кому-то на берегу и побежала к мосткам. Воевода и приказной голова тотчас обернулись: со стороны острога к причалу шёл ангарский посол Пётр Карпинский. Промчавшись мимо енисейцев, едва на задев их, девица повисла на шее посла.
— Никак, супружница евонная. Ишь ты, что за девки у ангарцев? — покачал головой Измайлов.
— Девка с ружьём — это неслыханно, мне даже не ведомо, как оное разуметь, Василий, — проговорил Беклемишев.
Покуда чиновники удивлялись очередным понтам ангарцев, чьи выходки неслыханны для московитов, начиная от хамоватого посла и кончая девкой, чьи глаза укрыты чёрным стеклом, а на плече висит ружьё, с берега к ним поднимался посетивший Новикова Павел Грауль.
— Плата за крестьян привезена, — указал рукой на причал Павел. — Сегодня мы подготовим ладьи для посадки людей, а завтра с утра уйдём.
— Павел, тебе к дьякам идти следует, они плату и примут, — заметил Измайлов.
— Нет, завтра утром оплатим, после того как людей на лодии посадим да посчитаем всех, — возразил Павел. — А сегодня им нечего на травке сидеть, пускай в остроге ночуют.
— Дело твоё, — пожал плечами Беклемишев, — а лодку самодвижущуюся осмотреть дозволишь?
— Да, пойдём, Василий Михайлович. — Грауль направился к мосткам. — А ты, Василий Артёмович, что же?
— Я на оную бесовщину смотреть не желаю, да и тебе, Василий Михайлович, не советую! — предостерёг Беклемишева воевода.
— Не указ ты мне, Василий Артёмович, — спокойно ответил приказной голова. — А Енисейск у моего приказа теперича в управе.
Покачав головой, Измайлов истово перекрестился несколько раз и, отчитав молитву, пошёл-таки вслед за головой Ангарского приказа. Поднявшиеся на пароход енисейцы — один с интересом, второй с опаской — осматривались вокруг. Для них такой вариант речного судна был дюже странен, ни тебе вёсел, ни паруса, а посередь палубы торчит широкая труба. На самой палубе стоят два жилища, по бокам от трубы, а в них стеклянные окна опять же вставлены. Непонятно, неужели у ангарцев столь много стекла, что его вставляют куда ни попадя?