Ангел бездны
Шрифт:
– Вы американец? – спросила Стеф.
Старик ответил обреченным кивком. По акценту об этом догадаться было нельзя. Он изъяснялся по-французски лучше, чем большинство французов.
– Почему вы не вернулись в свою страну?
– Я слишком долго жил на Балканах. В Соединенных Штатах меня никто не ждет. Родители умерли. Для бывшей жены и детей я чужой человек. И потом, я оставил нацию относительно свободную, у меня нет желания видеть ее покорившейся евангелистам и другим фанатикам. Страна полностью сосредоточилась на самой себе и фактически вернулась к временам суда Линча. Ведь эпоха пионеров сродни плодотворному хаосу.
– Такое же верование, как и все прочие, – сказала Стеф. – Вселенная состоит из верований.
Старик разразился хриплым смехом, который быстро перешел в натужный кашель.
– Скажем так, некоторые верования меня устраивают, а другие расстраивают, – ответил он, задыхаясь и отхаркиваясь. – А вы исповедуете весьма странные верования, милая девушка: кажется, вселенная состоит из атомов и молекул.
– Мы склонны отрываться от самих себя, и в этот разрыв просачиваются религии.
– Вы путаете мир объективный и субъективный. Мы всего лишь дуновения времени, но сама вселенная существует миллиарды лет и еще долго будет, существовать после нас.
– Мы выдумываем объективные миры, потому что разучились видеть нашу истинную природу. Нам кажется, будто нас предательски заманили в смертное тело, мы ищем внешние причины, пытаемся найти счастье вовне, обвиняем других в своем несчастье, но пока мы не откажемся от своих верований, будем совершать те же ошибки, гоняться за недостижимым идеалом, искать истины там, где их нет, в обладании, в технологии, в религии, в истории, в крови наших врагов. Вселенная существует лишь потому, что мы создаем ее в этот самый миг. Ее прошлое мертво, ее будущее не написано.
Старик раздавил окурок в пепельнице и, допив водку из стакана, закурил следующую сигарету. Малыши в лохмотьях подобрались ближе к террасе, чтобы получше разглядеть людей, говоривших на языке, которого они не понимали.
– Вы правы: все существует лишь в данный миг. Старый пустомеля, девушка со странными речами, изголодавшийся подросток на террасе кафешки, гнилое время, разрушенный город, умирающие с голоду дети, война двух цивилизаций, лежащий в развалинах мир… Вы куда направитесь потом? Есть у вас цель, цель жизни?
Стеф поигрывала связкой ключей, среди которых был плоский – от грузовика, и несколько более толстых – наверное, от фермы поляка.
– Ветер несет нас к Румынии, к восточным Карпатам.
– Трансильвания? Вотчина архангела Михаила. Неудивительно, что он засел в краю вампиров – большего кровопийцы не было во всей человеческой истории. Я побывал там в самом начале войны. Взял интервью в его первом логове в Гёргё. Думаю, меня за всю жизнь столько не обыскивали. Его охранники прощупали меня от макушки до пяток. Я не смог бы пронести даже микроб в слюне или в крови. Добраться до него будет нелегко.
– Никто не говорил, будто мы хотим добраться до архангела Михаила.
Старик встал, покачнулся, но устоял, опершись ладонями о стол. От его куртки и брезентовых штанов разило отвратительным запахом
– Надеюсь, вам есть чем заплатить, потому что у меня, говоря по чести, нет денег, чтобы угостить вас. Удачи вам в вашем предприятии. И если вы увидите архангела Михаила в Трансильвании, не забудьте всадить ему от меня пулю или клинок в задницу. Ну, как вам понравилось мясо мускусной крысы? Недурно, правда…
Ближе к вечеру они подъехали к берегу Дуная, величественной реки, которая служит границей между Болгарией и Румынией. Они ехали по широким дорогам в прекрасном состоянии, что было особенно заметно после горного массива Стара Планина. К городу Плевен они двигались в середине колонны военных и гражданских грузовиков. Они намеревались свернуть на северо-запад к румынскому городу Крайова, но магистраль на Рузу и Будапешт оставалась, согласно указателям на нескольких языках, единственной действующей в этом регионе трассой. Бензином они заправились между Плевеном и Рузой – двести евро за двадцать литров, и грузовик, несмотря на все более усиливающийся скрежет, продолжал неспешно трюхать вперед.
– Ты сказала старику, что нас несет ветер, – бросил Пиб. – Но ведь это же мы решили пробираться в Карпаты.
Он едва не произнес ты,но в последний момент передумал. В конце концов, никто не принуждал его сопровождать Стеф к восточным окраинам Европы.
– Мы просто высказали пожелание, – ответила Стеф. – За день набирается несколько десятков пожеланий. Не все они исполняются.
– Пристрелить архангела Михаила – это тоже пожелание?
– Никто не говорил тебе, что мы собираемся убить архангела Михаила.
– Разве не ты рассказывала об этом усамам на корабле?
– Я об этом рассказывала или ты это услышал? Я говорила лишь о том, что хочу удостовериться в существовании призрака.
– Ладно, пусть так, но если мы действительно доберемся до него, что произойдет?
– Мы узнаем, оказались ли мы в хорошем месте в хорошее время.
Небо вдали расчистилось, и Дунай обрел великолепный цвет ляпис-лазури. Пиб опустил стекло со своей стороны кабины, чтобы вдохнуть воздух, согретый последними лучами заходящего солнца. Они едва ползли с того момента, как въехали в предместья Рузы. Пробка тянулась до металлического моста, пилоны и распорки которого были видны издалека. Над городом возвышался лес труб, которые изрыгали клубы серого и черного дыма, образуя темное марево. Движение, становившееся все более интенсивным после Плевена, создавало сильный контраст с пустынными албанскими и македонскими землями. Грузовики, прибывшие из Греции и с Балкан, лавировали, чтобы быстрее пробиться к единственному мосту через Дунай.
– Придется нам бросить машину, – прошептала Стеф. – И реку надо пересечь в другом месте.
– Почему?
Она указала подбородком на сторожевой пост и заграждения перед въездом на мост. Легионеры тщательно обыскивали кузова и кабины грузовиков.
– Первый круг охраны архангела Михаила, – добавила она. – У нас нет документов на грузовик. Они не станут рисковать. Арестуют нас, подвергнут допросу, бросят в тюрьму, откуда мы не выйдем. Лучше попытать счастья в другом месте.