Ангел Безпечальный

Изборцев Игорь

– Прошу к столу! – пригласил всех Нечай Нежданович и тут же с барской непринужденностью поднял бокал, куда уже налито было шампанское.

– Мне коньяку! – приказал Коприев и, ухватив выкрашенный янтарем конька стакан, пожелал всем всего. После чего ловко метнул прозрачную янтарную струю в рот и закусил маслинкой.

Представители прессы, старались не отстать от начальства. Борис Глебович к рюмке едва прикоснулся и, сдерживая себя, нарочито медленно закусывал. Он смотрел, как быстро пустеют тарелки с деликатесами, и поймал себя на мысли, что это его необычайно раздражает. «Так, глядишь, и попробовать всего

не успеешь… Что они сюда – жрать приехали? В самом деле…» Тут он опять почувствовал стыд. «А сам-то? – укорил он себя и отодвинул тарелку. – Все, баста, хватит…»

Вскоре Коприев объявил о своем отъезде.

– Ждем вас здесь в любое время, – раскланялся Нечай Нежданович, – здесь вам, как говорится, всегда готов и стол, и дом.

– А дам? – скаламбурил раскрасневшийся Коприев и расхохотался. – Шутка!

– Отчего же? Наш дом не без дам! – нашелся Нечай Нежданович, – Так что просим!

– Поглядим, – уже на ходу махнул рукой Коприев, – но лучше вези ко мне и в денежном эквиваленте. Хотя, это само собой разумеется.

Нечай Нежданович конфузливо огляделся вокруг. «Ну и наглец! – подумал Борис Глебович. – Кажется, все-таки мы проданы с потрохами, от таких людей добра не жди».

Как только начальственный автомобильный кортеж скрылся из глаз, пенсионеров тут же оттеснили от трапезы. Остатки банкетных прелестей сложили в коробки, столы освободили, и все это унесли в дом.

– Простите, уважаемый Нечай Нежданович, мы на каком этаже разместимся? – спросила Аделаида Тихомировна. – Я бы хотела на втором. Это возможно?

– Все вопросы к администратору, – рассеянно ответил Проклов, – мне срочно надо ехать к вашим коллегам в Половинкино. Они ведь, чай, тоже люди? Э-э, Порфирьев, подойдите-ка ко мне, – он поманил высоченного краснолицего мужчину и представил его: – рекомендую, администратор пансионата э-э… Порфирьев, прошу любить и жаловать, – похоже, имя-отчество своего подчиненного гендиректор забыл или просто не знал, – прошу его уважать и слушаться. Впрочем, надеюсь, это решится в рабочем, так сказать, порядке. Итак, все вопросы к нему, – Проклов поспешно ретировался к своему черному лимузину и тут же отбыл.

Борис Глебович давно уже обратил внимание на этого могучего ростом и сложением мужика лет сорока – сорока пяти. Во время банкета он в общение ни с кем не вступал, молча пил водку стаканами, почти не закусывая, однако признаков опьянения не выказывал, лишь все более и более краснел лицом. Порьфирьев обвел притихших пенсионеров тяжелым взглядом. «Вот оно и начинается», – подумал Борис Глебович и не ошибся…

– Слушай сюда! – рявкнул администратор. – Дурацких вопросов не задавать, следовать за мной, размещаться молча, где укажу. Далее все по распорядку!

– Это как? – растерянно промямлила Аделаида Тихомировна.

– Разговорчики! – рыкнул Порфирьев и скомандовал: За мной шагом а-арш!

– В чем, собственно дело? Почему он так с нами разговаривает? – истерично выпалил Капитон Модестович. – Или это шутка?

– Ну да, шутка юмора, – усмехнулся Мокий Аксенович, – в гробу мы видали таких шутников.

– Жаловаться надо, что б впредь неповадно было, – строгим учительским голоском сказала Васса Парамоновна, хроменькая кособокая старушка, расплющенная сорокалетним педагогическим стажем, – мы таких шутников из школы быстро выпроваживали.

Порфирьев

ничего этого не слышал («И, слава Богу!» – подумал Борис Глебович), он уже отшагал метров тридцать вперед, причем в противоположную от красивого двухэтажного дома сторону. Остановившись, он обернулся и рявкнул:

– Вы что оглохли, дедки? За мной! Или на улице будем ночевать?

С ропотом и ворчанием пенсионеры двинулись вслед за администратором, прошли через хозяйственный двор, мимо поленниц с дровами и штабелей досок, и остановились около длинного дощатого сарая, переоборудованного в жилой барак. Причем, совсем недавно: под свежеокрашенными окнами неубраны еще были стружка и опилки.

– Здесь будете размещаться, – Порфирьев ткнул кулаком в дверь, врезанную в наглухо заколоченные ворота, – передняя половина для мужиков, задняя – для баб. Все ясно, дедки?

– Ладно, пошутили и довольно, – взвизгнул Капитон Модестович, – мы в полной мере оценили ваше чувство юмора, любезный. Ведите нас обратно. Мы устали, хотим принять душ. И, в конце концов…

– Цыц, дедок! – грозно оскалился Порфирьев. – На первый раз прощаю! Потом буду пресекать нещадно! Объясняю еще раз для самых тупых: спальни бабские и мужские здесь, душ в котельной у второго флигеля, для мужиков – в среду, для женщин – в пятницу. Сортир – вон он, желтая будка налево во дворе. Направо, в сарае, столовая. Завтрак в девять, обед в час тридцать, ужин в семь. С утра до восемнадцати трудотерапия с перерывом на обед. Потом до отбоя свободное время. Отбой в двадцать три ноль-ноль. К нарушителям распорядка будут применяться санкции. Да, подъем в восемь утра. Все ясно?

Борис Глебович ожидал возмущений, шума, бури – чего угодно, только не этого странного гробового молчания, не этих испуганных, застывших лиц. Но он и сам молчал, он даже не думал, мысли замерли, они боялись сами себя, настолько были ужасны и безысходны…

Где-то, невидимая отсюда, гудела газонокосилка, с другого конца усадьбы ей лениво отбрехивалась собака. Борис Глебович видел пригревшихся на стене сарая откормленных сине-зеленых мух, слышал их жужжание вокруг себя. «Откуда их тут столько?» – подумал он, что бы хоть о чем-то подумать, чтобы сердце не зашлось и не остановилось от страха, чтоб не лопнула в голове болезненно пульсирующая жилка…

– А здесь раньше что, хранили сенаж? – спросил вдруг, обрушив тишину, Анисим Иванович и поддел ногой лепешку из слипшейся с грязью соломы.

– А вам какая на хрен разница? – оскаблился Порфирьев. – Еще вопросы есть? Если нет, занимайте койки. Я в первом флигеле, но, предупреждаю: без нужды не безпокойте. Все! – Порфирьев по-военному резко развернулся и зашагал прочь.

– Прост-тите, – заикаясь, переспросила у Анисима Ивановича Аделаида Тихомировна, – как вы сказали? Здесь раньше был сенат? Так?

– Сенат? – Анисим Иванович вскинул вверх брови и пожевал губами, словно пробуя это слово на вкус, затем мрачно улыбнулся. – Не знаю как раньше, а теперь здесь точно будет Сенат, а мы все – почетные сенаторы. Да здравствует Сенат! – он распахнул двери и первым шагнул в пахнущую краской темноту…

Так в их жизни появился Сенат. К этому названию все быстро привыкли (хотя сенаторами стать не захотели, выбрали более подходящее – сенатовцы) и иначе свой новый дом уже и не называли. Сенат…