Ангел для кактуса
Шрифт:
— Не так уж и плохо быть самовлюбленным эгоистом…
— Ну уж нет! Самовлюбленный эгоист и зануда, два в одном — это слишком!
— Слишком… для чего? — Я не хочу, чтобы она замолкала.
— Слишком для всего!
Не-ет, меня не устраивает такой ответ.
— Кажется, ты что-то не договариваешь…
— Кажется, нам пора возвращаться обратно, А-лек-сей! — Она произносит мое имя так, будто пропускает его через мясорубку.
Я смеюсь и смотрю на часы, делая вид, что позабыл о причинах этой спонтанной прогулки. Конечно, сразиться с ней в словесной дуэли, сидя друг напротив друга за
— Постой! Я, кажется, поняла, — Лина перебивает мои мысли и оживляется. Ее глаза сияют совершенно по-особенному. Они улыбаются. Улыбаются так потрясающе, что я не могу наглядеться на нее.
Ну что в ней такого? Девчонка же еще совсем!
— Стою, — Я останавливаюсь и решаю, что не сдвинусь с места ровно до того момента, пока она сама не потянет меня за руку.
— Я поняла! Ты динамишь. Да! Динамишь свое же предложение!
Она совершает какой-то немыслимый, молниеносный кульбит: потянувшись ладонью к солнцу, подпрыгивает и, оттолкнувшись ногой, делает поворот вокруг своей оси на пятке. И что-то еще в том же духе — я не успеваю уследить за всеми ее движениями. Подобный пируэт мне даже в теории никогда не повторить.
Я смеюсь:
— Похоже, я динамлю нечто такое, что с удовольствием продинамила бы и ты.
Ее смех звучит, как доказательство. И мне самому хочется взять ее за руку, потянуть за собой и бежать, бежать, бежать… с подскоками, вприпрыжку, на «красный», против движения, без оглядки на прохожих и на прочие обстоятельства! Бежать, бежать… и не важно, куда.
Но мы возвращаемся обратно. Нам необходимо сделать то, ради чего мы сюда приехали. К тому же, время уже поджимает — я обещал Игоречку, что буду в боксе к обеду.
В оранжерее по-прежнему не многолюдно. Редкие посетители, больше похожие не на покупателей, а на туристов, забредших поглазеть хоть на что-нибудь, создают атмосферу размеренности и неспешности жизни. Хотя нет, это делают не они! Я отрываю взгляд от высокого растения, ветви которого будто брызги фонтана, а ствол напоминает ананас, и замечаю, что мой шаг стал короче, а движения замедлились. И вот уже внимание приковывает другое — толстокожие блестящие листья массивного гиганта. Они словно ненастоящие, и я дотрагиваюсь до них, палец скользит по жилистой поверхности. Мне мало того эстетического удовольствия, которое я получаю от созерцания. Я подключаю свои тактильные ощущения и растворяюсь сам в себе. В другой ситуации мне было бы неловко, но здесь я не думаю об этом: во мне отключаются условные и безусловные рефлексы, а также все то, что годами навязывалось из вне. Теперь я понимаю, почему многим нравится озеленять свои комнаты, строить зимние сады на территории частного дома, работать в цветочных лавках — у этих людей есть собственный параллельный мир, далекий от опостылевшей суеты, быть может, даже в самом центре мегаполиса.
— Ты прикинулся статуей? Тебе идет! — Лина как будто нарочно задевает меня локтем. — Но сейчас ты мне нужен в своем привычном обличии джентри. — Она протягивает мне какие-то бумаги.
Я смотрю на них и понимаю, что это накладные.
— Когда ты успела?
Мне показалось, что я застрял в этом зале всего
Лина морщится:
— Что? — Ее взгляд снова прожигает меня насквозь, как вчера, у машины, когда я только-только совершил наезд на коробки с кактусами. — Ты хотел проконтролировать мой выбор? Боишься, я прихвачу с собой что-нибудь лишнее?
Я смеюсь. Смеюсь и улыбаюсь. Ее беспочвенные выводы забавляют меня.
— Ты можешь прихватить с собой все, что угодно, если тебе так хочется.
— Даже это? — Лина указывает на одну из морщинистых пальм и усмехается.
— Даже это.
— Ты балабол! — Она выхватывает у меня накладные. — Разговаривать с тобой на серьезные темы — не имеет смысла! Оплати то, что уничтожил, и покончим с этим!
Когда она ведет себя так, мне хочется засесть поудобнее в мягкое кресло, поставить на колени большое ведерко попкорна и с жадностью наблюдать за ее выходками в режиме реалити-шоу. Но такой привилегии у меня нет. Поэтому мне ничего не остается, как отправиться вслед за Линой, стремительно рванувшей к кассе.
— Вы готовы оплатить? — девушка в сером фартуке с крупной пурпурной нашивкой на кармане в виде логотипа оранжереи оживляется, едва Лина подходит к стойке. В ее униформу, видимо, входит и фирменная улыбка, про которую она благополучно забывает, но вспомнив, тут же растягивает на пол-лица. Как, к примеру, сейчас: — Давайте, я посмотрю.
Лина отдает администратору распечатанные накладные, которые, как я понимаю, выдали ей на складе, где она успела побывать без меня, и встает так, что у стойки теперь невозможно разместиться вдвоем.
Но разве это преграда?
Я беру Лину за плечи, легонько отодвигаю в сторону, вклиниваюсь на отвоеванное место и оказываюсь лицом к лицу с девушкой-администратором.
— Скажите, пожалуйста, если мы включим в заказ еще и это, — я оборачиваюсь и указываю на пальму, — нам организуют доставку «от двери до двери»?
— Да, конечно, — еще более глупо улыбается та. И теряется. Ведь теперь она не знает, к кому из нас обращаться. Девушка сначала смотрит на меня, затем на мою «помощницу», после чего снова переводит взгляд на меня. — Оформляем?
Я киваю. И улыбаюсь, замечая ухмылку на лице Лины. Сейчас она обязательно что-нибудь выдаст.
— Зачем ты смотришь на меня так? — фыркает она.
— Как «так»?
— Так, как ты всегда это делаешь!
Я смеюсь:
— Я не знаю, как я это делаю. Не могу знать, потому что не вижу себя, извини. Я просто смотрю на тебя и жду твоей реакции.
Она поднимает бровь:
— Надеешься, что я передумаю?
— Надеюсь, что нет.
— М-м, — она многозначительно кивает, кладет локоть на стойку и подпирает ладонью щеку. — Бла-бла-бла…
— Оформляйте! — я даю команду застывшей в недоумении девушке-администратору и, склонив голову к Лине, практически шепчу, понизив голос: — Когда ты произносишь это свое «бла-бла-бла», становишься похожа на маленькую вредную засранку.
И сразу же получаю тычок под ребра.
— Превратись обратно в статую!
— Не могу! — Я достаю из бумажника карту и машу ею перед ее лицом. — Я пока еще в образе джентри.
Она наконец-то сдается. Смеется, сделав два шага назад:
— Нет, ты невыносим!