Ангел-хранитель
Шрифт:
Около столика какой-то потный бородач толкнул меня. Я машинально пробормотала: «Извините», он обернулся и уставился на меня с невероятной злобой. Этому рокеру было не больше восемнадцати, на улице его наверняка ждал огромный мотоцикл, и он уже явно накачался до одури. Он напоминал чернорубашечника, про них еще в свое время трубили все газеты. Глядя на меня, он пролаял:
— А тебе что тут надо, старуха?
Я уже собралась оскорбиться, но тут кто-то пулей пронесся мимо меня и вцепился в горло этому подонку. Льюис! Два тела с грохотом покатились по полу, сбивая столики
Этот кошмар длился несколько минут. Внезапно они замерли. В темноте их почти не было видно. И эта неподвижность казалась еще ужасней, чем драка. Раздался чей-то крик:
— Да разнимите же их, разнимите!
Пол наконец растолкал зрителей и, запыхавшись, пробрался ко мне. Я не отрывала глаз от Льюиса. Его худая, длинная рука по-прежнему сдавливала горло неподвижно лежащего рокера. Я увидела, как Пол схватил эту руку и стал по одному отгибать пальцы. Потом толпа меня оттеснила, и я в изнеможении рухнула на стул.
Дальнейшее помню смутно: в одном углу держали Льюиса, в другом приводили в чувство чернорубашечника. Явно никто не собирался звать полицию, поэтому мы втроем поспешно выбрались на улицу, растрепанные и едва переводящие дух. Молча уселись в «Ягуар». Льюис казался успокоившимся и безучастным. Пол глубоко вздохнул, взял сигарету, зажег ее и протянул мне. Потом закурил сам. Машину он не заводил. Я сказала насколько возможно весело:
— Да… ну и вечерок…
Пол, не отвечая, внимательно разглядывал Льюиса.
— Чего вы наглотались, Льюис? ЛСД?
Льюис молчал. Я резко повернулась к нему. Он сидел, закинув голову и уставившись в небо, с совершенно отсутствующим видом.
— Оставьте его, — тихо сказал Пол. — Он чуть не убил этого типа. Дороти, вы можете объяснить, что произошло?
Я медлила. Попробуй-ка такое объясни!
— Этот парень намекнул, что я… ну… несколько старовата для подобного заведения.
Я ожидала, что Пол возмутится, но он только пожал плечами и прибавил газу.
До самого дома никто не произнес ни слова. Льюис, казалось, спал, и я с отвращением подумала, что он, должно быть, накачан своим ЛСД. Впрочем, я не имею ничего против наркотиков, просто мне хватает спиртного, а остальное меня пугает. Еще я боюсь самолетов, подводного плаванья и психиатрии. Мне хорошо только на земле, какой бы она ни была. Когда мы приехали, Льюис вылез первым, что-то пробормотал и исчез в доме. Пол помог мне выбраться из машины, проводил до веранды.
— Дороти… Вы помните, что я вам говорил про Льюиса в первый раз?
— Помню. Но ведь теперь он вам нравится? Или я ошибаюсь?
— Нет конечно. Я…
Он проговорил что-то невнятное, а это с ним случалось нечасто. Потом взял мою руку, поцеловал ее.
— По-моему, он ненормальный: едва не прикончил того типа.
— Никто не будет нормальным, съев сахару с этой дрянью, —
— Тем не менее он может быть жестоким, и мне неприятно, что он живет с вами под одной крышей.
— Откровенно говоря, я думаю, он меня очень любит и никогда не обидит.
— Во всяком случае, — сказал Пол, — он скоро станет звездой, и вы от него избавитесь. Гpaнт говорил со мной об этом. Они все делают на него ставку, он настоящий красавец и к тому же не бездарен. Дороти, когда мы поженимся?
— Скоро, — ответила я, — очень скоро. Наклонилась и легко поцеловала его в губы. Он вздохнул. Я попрощалась и пошла посмотреть, что поделывает будущая звезда. Звезда покоилась на моем мексиканском ковре, обхватив голову руками. Я пошла в кухню, сварила кофе и налила Льюису чашку, сочиняя про себя речь о вреде наркотиков. Потом вернулась в гостиную, присела рядом с ним и тронула его за плечо:
— Льюис, выпейте кофе.
Бесполезно. Он не шевелился.
Я слегка потрясла его. Сейчас он, вероятно, борется с китайскими драконами и разноцветными змеями. Я разозлилась, но тут же взяла себя в руки. Ведь час назад этот рыцарь кулаками защищал мою честь, а против этого не устоять ни одной женщине. Я прошептала:
— Льюис… милый…
Тут он повернулся, бросился мне на шею и зарыдал. Уткнувшись головой в мое плечо, он опрокинул кофе на ковер и стал шептать какую-то сбивчивую исповедь. Я замерла, одновременно растроганная и напуганная.
— Я бы мог его убить… Господи! Я должен был убить… Сказать такое вам… вам… Я держал его… Я его почти…
— Но Льюис, нельзя же из-за всяких пустяков хватать за горло, это глупо.
— Свинья… Грязная свинья… И глаза, как у скота. У них у всех глаза скотов, у всех вокруг… Вы разве не видите?.. В конце концов они до нас доберутся… Они разлучат меня с вами, и вас тоже… вас… Дороти.
Я взъерошила ему волосы на макушке и чмокнула в ухо, как мальчишку. И в самом деле, у меня на плече безутешно рыдал маленький ребенок, ребенок, столкнувшийся с жизнью. Я бормотала что-то вроде: «Ну тихо, тихо, все будет хорошо». Под тяжестью его тела у меня затекли ноги, и я думала: нет, такие сцены — уже не для моего возраста. Тут нужна юная девочка, она бы вернула Льюису веру в жизнь. А я слишком хорошо знаю, что с жизнью шутки плохи.
Наконец он затих. Я осторожно высвободилась из его объятий и переложила его на ковер, укрыла пледом и, едва волоча ноги, поплелась спать.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Ночью я проснулась и похолодела от внезапной догадки. Около часа просидела я в темноте, как сова, сопоставляя факты. Потом, вся дрожа, спустилась в кухню, плеснула в кофе коньяку и выпила его. Уже светало. Я вышла на веранду, увидела бледную полоску неба на востоке и перевела взгляд на «роллс». Он снова зарос ежевикой — ведь уже пятница. Потом заметила любимое кресло Льюиса. Я опиралась на балконную решетку, но руки все равно дрожали. Не знаю, сколько я так простояла. Пару раз пыталась сесть в кресло, но тут же подскакивала, как марионетка, от все той же мысли. Я даже не закурила.