Ангел-Хранитель
Шрифт:
ЛАБОРАТОРНАЯ
Весь следующий день я хожу с улыбкой на лице. Если бы я умела хорошо петь ещё бы и запела. Мама замечает это и спрашивает:
— Геля, ты такая счастливая. Поделишься?
— Немного позже, — я пока не могу рассказать маме, что у меня появился парень.
— Возможно, это связано с тем голубоглазым мальчиком.
— Ну, мам, почему от тебя ничего не скроешь?
— Потому, что я твоя мама.
— Да, это связано с ним. Но я пока не хочу это обсуждать.
— Я поняла, скажешь, когда захочешь, — такая хорошая у меня
***
Сегодня последние два урока — это химия. После первого учитель делает обьявление:
— На втором уроке будет лабораторная, трех человек нет, но все равно вас чётное количество. Кто сидит по одному, сядьте в пару.
Я все время сидела одна в этой школе, ни разу у меня не было соседа, или соседки и теперь мне нужно подсесть к кому-то. Я только успеваю с ужасом подумать об этом, как Артем садится ко мне за первую парту. Хулиган и двоичник сидит с заучкой в очках, да ещё на первых рядах.
— Можно? — он улыбается. — Хочу хоть один раз в жизни получить пятёрку по химии.
— Ну, я не могу тебе её гарантировать. Но обещаю оценку не ниже четвёрки.
— Идёт.
После звонка учитель раздаёт нам реактивы, мы будем смешивать их и записывать результаты. Я начинаю с первых образцов и ловлю на себе взгляд Соколовского.
— Ты так смотришь на меня. Я не могу работать.
— Как? — он делает невинные глаза.
— Не знаю. Может ты будешь хотя бы записывать результаты?
— У меня подчерк некрасивый, — он нагло откидывается на спинку стула.
— Ты хочешь, чтобы я делала все сама? — наглость, конечно второе счастье.
— Именно так. Должен же быть профит от отношений с отличницей, — он, ухмыляясь, говорит это так громко, что все кто сидят на соседних партах слышат, и более того начинают пялиться на меня.
— Ты покраснела, — ещё внимательнее смотрит Соколовский. Он будто специально смущает меня.
— Тебе показалось. Не за чем было говорить об этом так громко.
— Мне так захотелось, — и снова эта наглая улыбка. Я вообще готова простить ему все за нее. — Всё равно рано или поздно все узнают.
Я понимаю, что он прав, но не так мне хотелось, чтобы все узнали. Если честно я вообще планировала скрывать это, ну по крайней мере, до конца школы. Мы встречаемся всего ничего, а я уже не представляю, что мы не будем вместе после окончания учебы. Соколовский наклоняется ко мне поближе и теперь говорит так, чтобы слышала только я:
— Вчера позвонил тренер, предложил поехать в Казань на сборы и соревнования на неделю. Я согласился, самолёт вечером.
— А как же твой день рождения? — я прекрасно помню, что у Артема в начале декабря, а именно в эту субботу.
— Придётся встретить его в бою, — он пожимает плечами. — Откуда ты знаешь про мой день рождения, я же тебе не говорил?
— У меня тоже есть свои источники, — я записываю результаты в тетрадь. Не буду же я говорить, что рассматривала его социальные сети.
— Забавно. Что ещё ты знаешь? — он уже открыто издевается
— Всё, что мне нужно, — я показываю ему язык. Артем убирает прядь волос с моего лица, я немею, хочется судорожно обернуться, чтобы проверить смотрит ли кто-то из одноклассников на нас. Но я сдерживаю себя.
— Очкарик, мой день рождения мы обязательно отметим после моего приезда, — он говорит это так, будто это праздник только для нас двоих. Уровень моих довольных гормонов итак довольно высок, но сейчас он просто зашкаливает. — Кстати, твой друг Антон тоже поедет на сборы.
— Он мне не друг, — я понимаю, что он имеет ввиду Кабана. — Это похоже на ревность? Неужели сам Соколовский ревнует?
— Нет. Просто интересно, когда вы успели подружиться.
— Ну, когда вы с друзьями бросили меня у гаражей, Антон любезно подвез меня до дома.
— Даже так, значит. Погоди, Кабан.
— Ты злишься, что он не бросил меня в беде?
— Нет. Он молодец. Я же так и не извинился перед тобой за тот поступок.
— Извинения приняты.
Когда звенит звонок к нам подбегают Птицын с Зерновым.
— Ребята, дайте списать.
— Ещё чего, — говорит Артем. — Чем вы занимались весь урок?
— Тем же, чем и ты. Раз уж ты сидишь с отличницей, то не зазнавайся. Дай и друзьям получить хорошую оценку, — парирует Зернов.
— Берите, мне не жалко, — я отдаю им свою тетрадь.
— Ты слишком добрая. Теперь они всегда будут просить списать.
— То есть списывать можно только тебе? — я смотрю на Соколовского.
— Раз уже я теперь на особом положении, то мне можно, — он трогает меня за руку и смотрит на меня своими голубыми глазами. Моё сердце с ним полностью согласно.
ПИСЬМО
Я провожаю Ангелину до дома. Такое странное чувство — идти рядом, и ни от кого не прятаться, как раньше. Обычно меня угнетает тишина, но сейчас даже молчать приятно. Я держу её за руку, она такая маленькая и хрупкая, кажется, что если сжать посильнее, то от неё ничего не останется.
Мы прощаемся, я должен испытавать облегчение от того, что не придётся целую неделю изображать влюблённого, но вместо этого грусть и тоска. Я целую её в щеку, не хочу опять смущать её.
***
Остаётся час до выезда в аэропорт, я уже собрал вещи и слоняюсь бесцельно по квартире. Перед глазами все время встаёт Ангелина, как она смешивает реактивы, а потом аккуратным подчерком записывает все в тетрадь. Я почему-то был бы не против просидеть так ещё несколько уроков. Вспоминаю наш первый поцелуй. Я вообще не собирался этого делать, мне стало жалко её, ведь когда она узнает, что все обман точно расстроится. Я просто не смог удержаться в первый раз. А во второй я уже сам захотел поцеловать ее. Мне не с кем поговорить и поделиться, кроме брата нет такого человека, кто мог бы помочь и подсказать мне. Остаётся только способ Ангелины. И снова она, куда не пойдёшь везде она. Бредовая идея переписываться с пустой страницей. Но что мне терять?