Ангел и фляга
Шрифт:
Бо Бенсон: Я не странный, просто моя точка зрения отличается от твоей. Понимаешь, когда мне говорят что-то, у меня есть такая вот дурная привычка: воспринимать слова буквально. То есть, для меня слово значит только то, что оно значит. Ты говоришь - я сделала свой сайт, потому что у меня был маленький винчестер и нужно было куда-то скинуть инфу. Ни больше, ни меньше - я же не знал, что у тебя многозайцевый подход. Я думаю, что когда-нибудь нужный человечек объявится. По поводу сайтов и умных людей … умные люди их создают. А вообще - все зависит от того, что ты вкладываешь в сочетание “умный человек” и “правильно жить”. У меня на примете куча умных людей - сценаристов, режиссеров, литераторов, аниматоров … и все шатаются по сети. В поисках нужной информации. В поисках нужных людей. Твоя точка зрения, разумеется, имеет место быть, но она одна из точек множества, и не самая верная. В сети есть место и тем, и другим.
Алиса Исаева: Ну, убогий - это слово, которое отражает. Можно сказать “ущербный”. Можно много сказать, но зачем? Суть от этого не меняется, человек от которого в реальной жизни нет никакой отдачи - неполноценен. Хотя бы потому, что допускает подобное положение вещей. Допускает возможности потреблять и не благодарить за это. Как минимум это - невежливо, как максимум - подло. Не бери, если не можешь что-то отдать взамен, это куда более честно.
***
Я приятно удивился – человек действительно не брал денег за то, что делал. Когда я спрашивал, Алиса отвечала честно, а, как известно, в наше хитрое время честный ответ - редкость. В то же время, по её ответам я понимал – что-то не так. В ответах сквозила обречённость. Особенно насторожила фраза о выживании: после прочтения статей об Алисе Исаевой образ, выведенный журналистами, и реальный человек как-то странно противоречили друг другу. И первое, в чём это проявилось – пессимистичный, упаднический настрой, с которым она занималась нелёгким, ответственным делом.
Удивительно, но первый раз я увидел «настоящую» Алису Исаеву не в реальной жизни. В августе или сентябре две тысячи третьего года телекомпания «НТВ» сделала передачу, посвящённую проблемам суицида в России, где, помимо тревожной информации о текущем положении дел в стране, у Алисы брали интервью. Я увидел странную женщину и на удивление знакомый, телесного цвета «народрушный» форум. Именно тогда до меня дошло, что это, чёрт возьми, серьёзно, что самоубийство - это не интеллектуальная игра и не прихоть «глупого слабого человека», а вполне реальная проблема, которую надо решать, но почему-то всерьёз никто этим не занимается. Кроме любителей. И это, пожалуй, насторожило меня ещё больше, чем противоречия, пусть и неявные.
Мне пришла в голову другая мысль – попробовать докопаться до сути. Но, если сказать, что мной двигал интерес только этого рода, означает бессовестно солгать. Так уж получилось, что начиная с июня моего депрессивного лета две тысячи третьего года, Алиса оказалась чуть ли не единственным человеком, который начал понимать меня, давал какой-то стимул не стоять на месте, двигаться дальше. В то время я поймал себя на мысли, что испытываю нечто вроде любви к Алисе – разумеется, насколько это вообще возможно по отношению к куску текста на экране монитора. Но самое главное заключалось в том, что тяжёлые мысли ушли, как ушло одиночество. Я перестал быть угрюмым и нелюдимым, я перестал выдавливать из себя слова во время разговоров с друзьями.
Получилось так, что Алиса Исаева помогла мне, поддержала в трудное время. Я видел, что трудное время наступало у неё. А коли так – значит, за добро нужно платить добром, тем более, что стало заметно и её желание поговорить со мной о себе.
***
Алиса Исаева: Мне не хватает… всего… Я чувствую себя какой-то машиной, единственное назначение которой, как у трактора - пробивать непроходимые пути, кошмар какой-то. Это, кстати, к вопросу об интересе - если бы было всё честно, люди бы хотя бы поинтересовались - что я ощущаю. Но воспринимается всё как данность, типа, ты себя теряешь, а всем и пофиг, не больно-то и хотелось. Ни одна сука не спросила, где моё сердце.
Бо Бенсон: Расскажи мне, чем для тебя является это “все”. Хотя бы основные составляющие этого “всего”. Ты же говоришь, что тебе не хватает всего, и если я правильно понял, ты тащишь на себе какой-то груз. Расскажи мне, что собой этот груз представляет. Ты говоришь, что ощущаешь себя машиной. Скажи: это самовнушение или же просто естественный ход твоей жизни, твоего бытия в этом мире? Поясняю - для многих, в том числе и для меня, отождествление себя с неким механизмом является защитной реакцией на внешний мир, своего рода внушение себе самому мысли о своей неуязвимости, прочности, что ли. Когда занимаешься тяжелым физическим трудом, то тоже волей-неволей ощущаешь себя машиной: ведь единственное, что требуется - тягать грузы и при этом не думать ни о чем, кроме своей ходовой части (типа, выдержишь еще этот день
Теперь - о твоих непроходимых путях, которые ты пробиваешь. Что это за дороги и для чего/для кого ты их прокладываешь? Для себя? Для других? Ни то ни другое - просто ради процесса? Если нетрудно, расскажи подробнее. Постарайся формулировать мысли точнее. Ведь часто люди произносят одни и те же слова, но вкладывают в них разные смыслы, что приводит к полному непониманию. Это самое непонимание приводит к тому, что отпадает всякое желание обмениваться информацией - оно просто бесполезно.
Алиса Исаева: Равнодушие, в общем-то. Обыкновенное людское равнодушие, обособленность. Я, видимо, слишком поздно осознала, что большинство из того, что люди говорят, является фикцией, просто словами для обозначения несуществующих вещей. Вещей в принципе - нет, по разным причинам. Например, потому, что они сложно очень даются, но окружающие говорят, что нет, мол, на самом деле - есть. И показывают то, что отличается от настоящей любви как трёхрублёвая блядь. Меня всю жизнь убивало это несоответствие, ну, то есть я чувствовала, что что-то здесь не так, но верила. Теперь же понимаю, что я была права. Я, в общем-то, поняла, что чувства слишком дорого обходятся, но совсем я их отключить всё-таки не могу, они распространяются на меня, на мой внутренний мир. Отношения же к реальному миру у меня просто нет никакого. Я действительно, к нему уже никак не отношусь, думаю, что я никогда не буду этого делать - мир этот мне не нравится, изменить его не представляется возможным. Так чего о нём думать? Я ведь, в сущности, куда более счастлива чем многие из присутствующих здесь - мне, к примеру, реально не надо думать ежедневно о хлебе насущном, я могу общаться только с теми, кто мне приятен, но в общем, я уже говорила, что это - результат того, что я знаю условия игры этого мира, но вот моих внутренних проблем это не решает. Думаю, что всё-таки не нужно быть вещью в себе, но быть вещью для кого-то?.. Тоже то ещё удовольствие. Так что ты уж сам решай - первое или второе. Непроходимые пути - ради того, чтобы проверить - возможно это в принципе, или нет. Видишь ли, в последнее время моим любимым развлечением стало деланье чего-либо на пари, это, действительно, единственное, что я могу себе позволить. Я знаю, что никому это не нужно, это даже мне не нужно, но ведь надо же как-то себя развлечь?
Бо Бенсон: Какого рода равнодушие тебя «грузит» - твоё равнодушие к людям, равнодушное людское отношение к тебе или равнодушное отношение людей к людям?
Алиса Исаева: Третье.
Бо Бенсон: Какого рода проблемы ты называешь простыми, и какие - сложными?
Алиса Исаева: Простая проблема - заработать достаточное количество денег. Сложная проблема - засыпать и просыпаться в хорошем настроении. Сложные проблемы - те, которые касаются твоего восприятия и твоего взгляда на мир (позитивного/негативного).
Бо Бенсон: Не могла бы ты конкретизировать, если нетрудно? Раз уж речь зашла о тебе …
Алиса Исаева: Ну, к примеру… Ежедневно я покупаю фрукты в одном и том же ларьке - иногда много, иногда - мало. Там противная вороватая продавщица, которая постоянно берёт с меня больше, чем я должна. Я никогда не спорю, понимаю - постой-ка за такие гроши на улице, поворочайся-ка в грязных “дарах природы”. Сейчас у меня сейчас временные перебои с деньгами, они тянуться всю эту неделю, поэтому всю эту неделю я покупаю по четыре яблока… Сегодня четверг…. Все четыре дня каждый раз одно из этих яблок оказывается откровенно гнилым, причём таким, что это видно, совершенно несъедобным. Тётенька прекрасно понимает, что у меня запара с финансами, потому что обычно я беру на пару сотен, а тут - четыре яблока… И тем не менее без зазрения совести продолжает подкладывать мне этот отстой. Это меня угнетает. Где выход? Сказать ей об этом? ТАК ОНА ЖЕ ОТ ЭТОГО НЕ ИЗМЕНИТСЯ, ОНА ПРОСТО СТАНЕТ МЕНЯ БОЯТЬСЯ. Такой ценой мне эти яблоки вообще не нужны. А между тем - это всё меня угнетает. И так - на каждом шагу. Вот, попробуй-ка, сделай что-нибудь с такой ситуацией!
Бо Бенсон: Кажется, условия задачи мне ясны. Ты хочешь кушать свежие яблоки, и при этом не напрягать тетку. И себя тоже. Я бы сделал так: в день очередной покупки яблок, подходя к ларьку, я бы этой противной продавщице улыбнулся и поздоровался - ведь продавщица меня уже знает, я у нее постоянно отовариваюсь. Не автоматом, а действительно искренне. А потом спросил бы у нее, нельзя ли мне самому выбрать те четыре яблока, которые мне понравятся. Улыбкой и приветствием я придаю продавщице положительный импульс, при таком раскладе даже самые противные тетки меняются. И дают доступ к яблокам. Если трюк не удается - значит, это ты делаешь что-то неправильно. То ли неискренне улыбаешься, то ли угрюмо здороваешься.