Ангел-Маг

Никс Гарт

– Почему бы тебе не поделиться планами со мной? – спросил Бискарэй. – А то я в толк не возьму, на что тебе становиться знатной альбийкой. И те четверо… каким образом они помогут нам вернуться в Истару?

И он собрался было притянуть ее поближе, но Лилиат отодвинулась.

– Я обязательно тебе расскажу, – тихим голосом, полным обещания, проговорила она. – Не все сразу, конечно. Когда время придет…

Часть II. Четверо

4

Симеон

МакНил размышлял о взаимном расположении костей большого пальца и пясти, увлеченно препарируя кисть руки. Поэтому с первого раза не услышал пажа, пришедшего с вестью: его вызывал магистр Делазан.

Симеон был всего лишь первокурсником, но за вскрытием наблюдало несколько других докторов-неофитов. Симеон знал: это вовсе не ради его весьма искусной и быстрой работы (хотя сказанное выше являлось истиной). Дело в том, что наружность юноши мало соответствовала его блистательным навыкам. Симеон был весьма крупным молодым человеком, чьи черные пальцы больше напоминали кровяные колбаски. Когда он только появился в больнице, его называли то Быком, то вовсе Мамонтом, но ироничные клички скоро вышли из употребления, потому что он раз за разом спокойно подтверждал свое мастерство. Его родители были известными врачами в родном городе Симеона, Лутейне, что в провинции Басконь. Они рано обратили внимание на изумительную сообразительность сына, его бездонную память и невозмутимый характер – и с малолетства принялись его обучать. С тех пор Симеон успел поучаствовать, кажется, во всех видах медицинских операций и процедур. Так что образование, предлагаемое госпиталем Святого Йерахибима Безмятежного, для него обернулось не тяжким путем познания, а скорее формальностью.

Другое дело, что, фактически будучи состоявшимся врачом, Симеон не мог практиковать без официального диплома о завершении госпитального курса. Поэтому юноша философски отнесся к необходимости повторять давно изученное. А способов узнать или открыть нечто новое имелось множество. Правда, на самих занятиях это происходило нечасто…

– Магистр сказал, чтобы вы немедля пришли, – повторил мальчик.

Симеон не знал, как звали пажа, хотя и видел его в коридорах больницы. Сегодня тот выглядел еще пасмурней обычного. Даже для отверженца, меланхоличного, как все его племя.

Симеон мимолетно задумался о причине. Может, мальчик наконец осознал, что уготовило ему будущее? Тяжкий труд и жизнь в услужении… да и та, скорее всего, окажется недолгой. Как отверженец, он не подлежал применению ангельской магии, потому что она вызвала бы зольнокровие либо превратила бы его в монстра. А значит, ни чудесных исцелений, ни защит от болезней, которыми славился нанявший его госпиталь, пажу не светило. А вот любую заразу из тех, с которыми здесь имели дело, он мог запросто подхватить.

– Магистр Делазан просит вас помочь распаковать один образец в старом хранилище, – сказал мальчик. – Это потому, что нас туда не пускают.

– В старом хранилище? – нахмурился Симеон. – Ты уверен, что зовут именно меня?

– Он сказал, приведи здоровяка, – хмыкнул мальчишка.

Кивнув, Симеон

положил щипцы и скальпель и отошел от стола. Его пальцы безотчетно нашарили пластинку из слоновой кости, которую он носил на шее, на кожаном шнурке. Губы прошептали словесную формулу, отпуская ангела отдыхать.

Как пожелаешь, – отозвался тихий голос, слышный лишь Симеону, и ангельское присутствие, ощущавшееся в виде легкого тепла, постепенно рассеялось – лишь незримые крылья в воздухе прошелестели.

Наперсная икона имела отношение к серафиму Рекваниэлю, защитнику и заступнику. Всем студентам выдавали такие иконы и обучали, как верно направлять ангела на борьбу с невидимыми, но смертоносными гуморами, источаемыми умирающими и больными, а также истекающими при анатомировании недавно скончавшихся. Здесь это было актуальнее защиты от физического насилия, которой требовали от ангела простецы.

По свойству всех старых и замусоленных студенческих икон та, которую носил Симеон, предоставляла лишь тесный каналец для ангельской силы, не будучи, таким образом, ни могущественной, ни надежной. Он и так уже ощутил, как слабеет присутствие Рекваниэля, и даже без вмешательства пажа оказался бы вскоре вынужден остановиться. Впрочем, будь его икона сколь угодно сильна, остановиться все равно пришлось бы. Пользование ангельской магией дорого обходилось вызывающему. И сиюминутно, и в долгосрочной перспективе.

– А в старом хранилище почему? – спросил Симеон и зевнул, прикрывая рот рукавом. – И кого, собственно, туда не пускают?

– Меня, – сказал паж. – Как и всех гонцов с носильщиками.

Симеон смотрел озадаченно. Как раз носильщики всегда занимались образцами и целыми телами, предназначенными для анатомической практики либо частных исследований. Ни студенты, ни доктора-магистры никогда не опускались до скучной, тяжелой и зачастую грязной работы по их перетаскиванию… и все же – почему старое хранилище?

Ясность наступила, когда он наконец сообразил, о каком образце речь.

О чудовище.

Одной из лютых тварей, что некогда заполонили и сгубили Истару, родину отверженцев. Недоброй памяти страну, где зольнокровная эпидемия, случившаяся лет сто тридцать назад, выкосила две трети жителей и жутко преобразила почти всех оставшихся, упустив лишь горстку беженцев, перебравшихся в более благополучные земли.

Но даже и эти спасшиеся страшно пострадали от болезни, да еще и передали проклятие потомкам вроде этого мальчика, обреченного до конца дней нести в себе угрозу зольнокровия.

Название возникло не случайно. Кровь заболевшего обращалась в тончайшую серую пыль, отчего люди чаще всего погибали… но порой вместо смерти наступала ужасающая трансформация. Первые беженцы из Истары, казалось, не пострадали от этой болезни… пока к одним из них не была применена ангельская магия, а другие не попробовали сами ею воспользоваться. Тогда-то и оказалось, что болезнь их не миновала, а лишь затаилась. При малейшем воздействии их кровь быстро обращалась в золу – и они погибали либо становились кошмарными тварями.