Ангел-Маг

Никс Гарт

Теперь отверженцы всегда носили серое, под цвет древесной золы. Это делало очевидной их природу, не допускавшую соприкосновения с магией.

Большинство людей предпочитало по возможности избегать отверженцев, боясь заразиться; кому какое дело, что заболевали исключительно истарцы и потомки истарцев, – иных случаев никто не отмечал. В их крови дремали зачатки болезни… и неизменно передавались наследникам, даже когда второй родитель не являлся истарцем. Правду молвить, случались такие браки исключительно редко, по вполне понятным причинам.

Симеон зольнокровия не боялся. А вот монстров – очень даже. Всякий, кто в своем уме, их

боялся. Отверженцы в этом усматривали скромное благословение, защиту от страхов узколобых людей, временами требовавших их поголовного истребления, просто чтобы уничтожить и болезнь, и все сомнения на сей счет. Вероятно, так бы оно и случилось, но страх побеждался худшим страхом: тронь отверженцев, и они сами воззовут к ангелам, чтобы стать монстрами.

Между тем чудища, возникшие в Истаре при самом начале эпидемии, оказались отменными долгожителями, а может, начали размножаться. Страна по-прежнему ими кишела, хотя они никогда не пересекали ни северных, ни южных границ. В остальном мире тревожные известия о появлении монстров возникали исключительно при соприкосновении отверженцев с ангельской магией. Обычно это происходило случайно.

Чудовищ всегда убивали как можно скорей, а трупы сжигали. Поэтому образцы их плоти являлись большой редкостью. Симеон никогда не видел зверолюдов своими глазами, лишь читал об их анатомическом изучении. Последней по времени была книга самого магистра Делазана; тот вменял своими студентам в обязанность ее покупать. Книга представляла собой в основном компиляцию более ранних работ, однако содержала дюжину очень подробных гравюр, выполненных знаменитой Катариной Дехаллэ. Столь жизненно верные иллюстрации завораживали Симеона. Монстры представали живыми, реальными, он не уставал удивляться разнообразию форм, размеров и обликов.

У зверолюдов текла в жилах та же странная, невероятно тонкая пыль, что и у погибавших от зольнокровия. Насколько Симеону было известно, магистр Делазан выдвинул гипотезу, что отверженцы могли нахвататься от зверолюдов еще каких-то болезней, доселе неведомых науке. И на каждом вскрытии пристально искал тому подтверждений.

Все равно осторожность необходима, сказал себе Симеон. Ему вспомнилась еще одна теория Делазана: кровь зверолюда может оказаться катализатором, способным трансформировать даже неистарца. Поневоле забеспокоишься!

Нахмурившись, Симеон тронул образок Рекваниэля. Присутствие небесного заступника сейчас едва ощущалось: слоновая кость, прохладная на ощупь. Ближайшие несколько дней икона не годилась к использованию. И наверняка не защитит от болезнетворных миазмов, возможно источаемых телом чудовища.

Симеон снял через голову шнурок с иконой и упрятал в поясной кошель, носимый подальше от карманников, под студенческой блузой. В его случае это был скорее балахон – мешковатое, бесформенное одеяние из темно-синей шерстяной ткани, длиной до ляжек. Такого одеяния чурались студенты, заботившиеся о своей внешности. Щеголи предпочитали обычные докторские плащи, прикрывавшие отступление от формы; Симеона внешний лоск не заботил.

– Мне магистр велел бегом бежать, – следя за неторопливыми приготовлениями, сказал гонец. – Передай, говорит, чтобы живой ногой поспешал…

Симеон кивнул, вытаскивая из кошеля другую икону. Эта была побольше и представляла собой кусок плотного дерева почти в ладонь шириной, с вызолоченными торцами и крупной булавкой с тыльной стороны, чтобы прикалывать к одежде. Икона

являлась наследием его рода – могущественный артефакт, согласно преданию созданный знаменитым иконотворцем Чалконте семьсот лет назад. За семь веков икона ничуть не утратила силы, свидетельствуя об искусстве и мудрости своего создателя.

Она изображала Рекваниэля в каноническом облике чернокожего мужа средних лет. Подчеркнуто безоблачное чело, золотые глаза, золотой нимб… Авторы большинства икон тем и ограничивались. Заливали фон ровным цветом, хорошо если намечали небо и облака. Чалконте изобразил на заднем плане бастионы огромного города, причем не поскупился на детали. Симеону случилось рассматривать икону в мощную лупу, с помощью которой студенты изучали микробов в воде и крови. Ему удалось различить солдат на стенах, знамена, птиц в небе, выглядевших лишь точками для невооруженного взгляда.

Каким образом Чалконте удалось справиться с такой мелкотой? Симеон понятия не имел. Обучаясь применению ангельской магии, он освоил базовые техники иконотворчества, но всерьез этим искусством не занимался.

– Ну поторопись! Пожалуйста! – ныл мальчишка-гонец.

– Я и тороплюсь, – немногословно отвечал Симеон. Он приколол наследную икону на балахон, но немедленно взывать к Рекваниэлю не стал. Икона обладала гораздо большей мощью, чем та, которую предоставлял госпиталь, а значит, требовала куда большего сосредоточения. Прежде чем обращаться к ней, необходимо привести мысли в порядок.

Надежно укрепив икону, он жестом послал мальчика вперед, а сам двинулся за ним размеренным шагом. Правду сказать, ему хотелось кинуться во всю прыть, подобно юному отверженцу. Сердце так и билось при мысли, что вот сейчас он не только увидит зверолюда во плоти, но и вскроет его, постигая, чем же монстры отличаются от людей.

Магистр Делазан дожидался его у дверей старого хранилища. Рядом замерли двое носильщиков-отверженцев, мужчина и женщина. Симеон не знал их, и это озадачивало. Оба резко отличались от обычных отверженцев, прислуживавших в больнице. Мужчина являлся здоровяком даже крупней Симеона, а такого не всякий день встретишь. Прямо громила из тех, что промышляли кражей и грабежом, болтаясь у речных пристаней и в Старом лесу на восточной окраине города. Женщина, тощая, жилистая, так и стреляла глазами по сторонам, высматривала, вбирала, запоминала. Обычные носильщики так себя не ведут. Те держатся стоически: ни на что не пожалуются, но и с места не сойдут без приказа. И, как все их племя, по возможности предпочитают не лезть на глаза.

Делазан на странных работников внимания не обращал. Он уже успел облачиться в длинный черный плащ, используемый докторами при кровавых операциях и для посещения заразных больных, а под мышкой держал длинноклювую маску с глазами-стекляшками; без сомнения, клюв до отказа наполняли свежая мята и другие душистые травы. На груди облачения было приколото несколько образов. Неизменного Рекваниэля сопровождали другие ангелы, назвать которых сразу Симеон бы не взялся.

Слуга-отверженец протянул Симеону такой же плащ и воронью маску. Магистр явно не собирался рисковать. Даже над обычными человеческими телами случалось, что ангельская магия не срабатывала, иконы внезапно тускнели, становились обычными разрисованными пластинками… даже в прах обращались. Земные средства предосторожности, конечно, не шли ни в какое сравнение, но некоторую дополнительную защиту все же давали.