Ангел-Маг
Шрифт:
– Так твердят нам ортодоксы, – сказала Лилиат, и на ее лице появилась улыбка причастницы тайного знания. – Сказать тебе правду, полномочия ангелов в этом мире не ограничены жестко ими самими. Все определяется долгой практикой и обычаями людей, а людей можно… подвинуть. Или сделать исключение для данной местности. А кое-кому можно предначертать будущее деяние. Все зависит от воли и могущества мага!
Дельфон покачал головой.
– Не могу в это поверить, – сказал он. – Не могу принять… разве только то, что ты и впрямь Лилиат… Я о тебе читал у Декарандаля, в «Жизнях замечательных магов». Правда, последние страницы нацарапал вовсе
– Продолжай, – сказала Лилиат. – Мне стало любопытно. Что еще пишут?
– Что она не знала себе равных в искусстве иконотворения. И слухи, будто она не знала телесной платы за вызывание… тем не менее она умерла совсем молодой, всего лишь девятнадцати лет… таков, по крайней мере, был земной счет ее жизни. В общем, похоже, она все-таки старилась, пусть внешне это и не проявлялось. Иные называют это трагедией, чудесным обещанием, коего мир не сумел услышать.
– Тем не менее, как видишь, я не умерла, – сказала Лилиат. – И все свои обещания непременно выполню. Все и каждое, но одно из них в особенности…
Дельфон пристально смотрел на нее, не в силах понять, но отчетливо ощущая силу ее чувства. Он видывал такое прежде. У паломников, у тех, кто взваливал на себя великие обеты… теми людьми двигали внутренние побуждения, зачастую едва осознаваемые. В этой женщине пылал знакомый огонь, только в тысячу раз ярче.
– Идем, нам пора, – приказала Лилиат.
– Но ты же не причинишь мне вреда? – осторожно поинтересовался Дельфон. – В смысле, до того, как…
– Не трону, – спокойно согласилась Лилиат. – В какой-то момент твое сердце просто прекратит биться. Ты уже ощущаешь усталость, верно ведь?
– Да, да, верно, – пробормотал Дельфон.
Ангельский свет распространялся из уголков глаз, и с ним – благословенное тепло. Сколько лет он не чувствовал такого внутреннего покоя, такого ровного, уверенного сердцебиения… Казалось, где-то впереди, совсем недалеко, его ждало необычайно уютное ложе. Ложе куда теплее и мягче прежнего, находящегося в келье, в храме наверху…
– Погоди, Мазратиэль, – прошептала женщина. Мазратиэль происходил из Владычеств и ведал любыми видами движений… в том числе сокращениями сердца. Хотя заставить ангела пойти на прямое вмешательство и отобрать жизнь мог лишь очень сильный маг. И очень эгоистичный. – Сперва я заберу икону, а ему дадим присесть…
– О чем ты? – спросил Дельфон, немного придя в себя.
– О том, что ты служишь благому и великому делу, умереть за которое – немалая честь, – ответила Лилиат.
Ее глаза словно бы замерцали собственным светом, а на губах обозначилась улыбка. Дельфон вновь содрогнулся. Такая мощь и такая вера в одной молоденькой женщине! На вид почти дитя, но какая воля… какое стремление к цели… а за спиной – сонмы ангелов, готовых прибыть на зов…
Лилиат взяла его за руку и повела к двери – та, против всякого обыкновения, оказалась приоткрыта.
– Куда теперь?
– Налево, – сказал Дельфон. – Потом вверх по винтовой лестнице.
И, прихрамывая, двинулся прочь. Лилиат шла рядом.
– Что успело произойти в мире? – проговорила она. – Кто правит Сарансом?
Позади них со скрипом затворилась дверь. Дальнее эхо небесного хора оборвалось нестройным возгласом.
2
Лилиат
Икона Форазиэли, сделанная стариком, занимала на его верстаке самое почетное место. Лилиат ощущала намек на ангельское присутствие в образке, создатель которого использовал самое расхожее изображение Форазиэли: обычная с виду, не самая красивая женщина средних лет, на лице – внезапная радость от какой-то доброй находки… лишь тоненький нимб и свидетельствовал, что это ангел.
– Я должна знать, кто они, где они, – прошептала молодая женщина. – Их всего четверо…
Однако вызывать Форазиэль не было времени. Близился рассвет, а Лилиат следовало покинуть храм прежде, чем ее обнаружат. Забрав новенькую икону, она присоединила ее к остальным, рассованным по тайным внутренним кармашкам монашеской рясы. Поиски книги Декарандаля об иконотворцах с ее собственным нарисованным портретом, которую она посредством силы Переастора углядела в мыслях Дельфона, заняли еще несколько минут. Вырвав из книги нужные страницы, она убрала их в очередной карман. И вышла из комнаты, тщательно притворив за собой толстую дубовую дверь.
С момента, когда она тайно проникла сюда, чтобы спрятаться в Могиле Святой, минуло изрядно времени. Целых сто тридцать семь лет. Храм, однако, изменился не сильно. Открыв еще одну дверь, Лилиат проскользнула в восточную галерею. Здесь она помедлила, глядя наружу, на обширный мощеный внутренний двор, едва озаряемый звездами. На земле виднелись чьи-то фигуры, похожие на мягкие холмики, слышались отзвуки храпа… Путешественники. Люди явно невеликого положения и достатка. Таких не ведут ни в гостевые комнаты, ни в братские спальни: пусть скажут спасибо, что впустили на территорию храма и позволили заночевать в его стенах. Любопытно, все они были в одежде какого-то светлого цвета, трудно различимого в лунном свете. Зеленовато-голубой? Серый? Одежда напоминала драные мундиры, хотя солдатами странники не выглядели.
Лилиат помедлила. Людей было не менее дюжины, а привратницкая – по ту сторону двора. Кто-нибудь наверняка проснется, увидит ее, и положение может усложниться… так или иначе.
Стоя в раздумье, она услышала шорох босых ног по камню. Кто-то подкрадывался к ней сзади. Обернувшись, Лилиат увидела человека в сером плаще с капюшоном. Он занес кинжал и попытался ударить ее, но она оказалась быстрее. Она ушла в сторону безупречно плавным движением, которое могло бы заставить его насторожиться… не заставило.
– Я не хочу тебя убивать, – прошептал он, и Лилиат заключила, что спавшие во дворе не обязательно являлись его подельниками. А может, он просто боялся, что храмовая стража возле ворот услышит шум схватки и прибежит разбираться.
У человека недоставало половины зубов, сухая левая рука бесполезно висела вдоль тела. Зато правая, сжимавшая клинок, отличалась отменной силой.
– Просто будь умницей, снимай золотишко. И не вздумай вызывать ангелов, живо кишки выпущу… так что все равно толку не будет. Я – отверженец!