Ангел-мечтатель
Шрифт:
Татьяна нашла способ моим орлам свои навыки передать — он их своими так загонял, что ко мне делегация явилась с коллективной петицией. Чтобы изыскать, понимаешь, возможность зачислить в их ряды «офигенного инструктора». Нормально? Застоялись они, понимаешь, без настоящей, семь потов выжимающей нагрузки.
Ну, из них я быстро все требуемое выжал. Утроив ежедневные нормативы и отменив увольнительные до стабильного их выполнения. А вот их «инструктора» выжимать на предмет его новых открытий — с меня самого пот градом катился.
Стоп. Прошу изменить ранее зафиксированную формулировку вопроса к тем,
Мне же приходилось эту бурную поросль просто выдергивать. Без особых церемоний — и не всегда с полным успехом. Этот орел-одиночка подпускал меня к своим открытиям только тогда, когда ему что-то нужно было взамен, и всякий раз с таким видом, словно я его последнего достояния лишаю. Это уже потом я понял, что у него всегда еще пара-тройка других оставалась в рукаве припрятана.
Никакие уговоры-договоры с ним не работали. Его всегда нужно было загонять в угол и держать там за горло, чтобы не выскользнул. А он выскальзывал — как угорь намыленный — и выныривал в совершенно неожиданных местах. То с надутым от самодовольства видом, то с воплями о помощи.
Понятное дело, вытаскивал я его. По очень простой причине. Даже по двум. Пока он на земле был — это моя парафия, и если нужно там кому-то по ушам настучать, то не за моей спиной. А когда они с Татьяной к нам попали и начало его швырять из стороны в сторону, а меня за ним, как гончую за ошалевшим зайцем, начали у меня возникать вопросы.
Я всегда землей был занят. И темными. Мне их с головой хватало — в штаб-квартире нашей и ее окрестностях некогда оглядываться было. Там внештатники были, чтобы за порядком следить. У меня с ними не сложилось — они себя элитой метрополии считали в отличие от моего отряда, рыскающего по отдаленной периферии. Ограничились мы — после пары крепких разговоров — простым разделением сфер деятельности, и больше в дела друг друга не вмешивались. До последнего времени.
Когда после аварии они Анатолия в оборот взяли, я не удивился. Нечего было в мою операцию вмешиваться — нарвался-таки со своей самодеятельностью, пусть выгребает. А потом странности начали множиться, прямо как те сорняки у него в голове.
Вместо него наказали Татьяну — полной чисткой памяти, а его отпустили, причем с полной же свободой перемещения. Помню, как меня царапнула неадекватная жесткость по отношению к новобранцу и неоправданное попустительство халатности ветерана.
Он явно остался под колпаком внештатников, но к Татьяне его допустили, практически прямо велев забыть о земле, и среди новобранцев сразу же появился аксакал — первый из мелких. Помню, именно тогда у меня впервые мелькнула мысль, что нужно как можно быстрее их на землю возвращать — с внештатниками всегда лучше от обратного идти.
Как только мы подготовили опусы, чтобы попытаться восстановить память Татьяны, Анатолия вдруг откомандировали к аналитикам, которые — словно по заказу — тут же направили его своим эмиссаром в ни с того, ни с сего заинтересовавшую
Ох, и задела меня тогда эта новость. Я был почти уверен, что этот уж вертлявый снова выкрутился, да еще и с повышением. Это, что, нормально? Это что за поощрение «Что хочу, то и ворочу»? Еще и новобранцам такой пример под нос подсовывать! У нас теперь анархия — мать порядка, что ли?
Я навел справки у хранителей о подробностях отставки Анатолия — и тут же остыл. Прямо нутром и всем земным опытом почуяв, что что-то здесь не так.
Во-первых, главу хранителей прослушивали. Во-вторых, мелких взяли на карандаш. Всех мелких. И снова аналитики. Которых, по всем меркам, интересовали только положительные отзывы о них.
Как-то уж больно лихо такой поворот с нашими опусами совпал. Я и сам за такой подход двумя руками был, потому и свое слово в опусы вставил. У мелких моих психов такой потенциал начал просматриваться, что я давно себе слово дал, что никому, кроме меня, они не достанутся. И наблюдатели узколобые уже достали — как по мне, они патологически желчью к мелким исходили из простой зависти к этому потенциалу.
Но зачем так сложно? Чего-то перемудрили верхи наши. Можно было просто наблюдателям по рукам надавать — или, еще проще, провести открытую кампанию по представлению мелких в выгодном свете. К чему эта возня закулисная? Из своего опыта я знал, что повышенная секретность требуется для обеспечения внезапности операции. Нет, молниеносного блицкрига.
И очень мне не нравились сочащиеся самодовольством физиономии внештатников, когда мы с ними случайно пересекались.
Глава 8.1
А потом свободу перемещения ограничили в нашей штаб-квартире — впервые на моей памяти. Вернее, свободу выхода из нее на уровни и на землю. И контроль за этим ограничением поручили внештатникам. Помню, какая оторопь меня взяла, когда на их постовых — тоже впервые — моя должность никакого воздействия не возымела.
Случилось это в аккурат перед моим следующим расширением контактов — и я уже всей кожей почуял, что у нас не только разговоры прослушивают, но и мысленную связь. Татьяна тогда как раз инвертацию пробила, и темные — которые ее и изобрели — обещали своего специалиста прислать, чтобы он уяснил и объяснил суть процесса.
Выход я, конечно, нашел.
И тогда-то и увидел впервые темного теоретика.
И узнал, что Анатолий с ним давно уже чуть не побратался.
И выдавил из него первую порцию его собственных открытий.
И понял, что, скорее всего, даже понятия еще не имею о реальном потенциале их мелкого.
И всерьез напрягся, вспомнив внезапный, острый и тщательно скрываемый интерес к ним аналитиков.
Я наступил на горло собственным принципам, поставил под угрозу здоровую атмосферу в своем отряде, рискнул своей репутацией во всех будущих операциях — одним словом, предложил этим двум открывателям работу под своим началом. Ну, работу, это как сказать — главное, немедленно на землю, а там раствориться среди людей спящими агентами и не отсвечивать, пока от меня приказ действовать не поступит. Лично от меня.