Ангел мести
Шрифт:
Несколько мужчин, опершись на локти, скучали перед стойкой бара. Вдоль стойки были расставлены плевательницы, но все равно пол в зале был заляпан не слишком меткими плевками. Над баром висело большое зеркало, обрамленное картинками, на которых изображались обнаженные и весьма упитанные женщины. Зал был довольно узкий и темный, с единственным окном, красная бархатная за-1 навеска была подвязана, и в окно проникал солнечный свет. В углу под окном спал какой-то старик, вольно вытянув перед собой ноги и надвинув на глаза потрепанную шляпу. Белая борода возлежала на его груди, точно меховой коврик.
– Не слишком-то здесь пышно, – извиняющимся
Затренькало фортепиано, и Тресси с почти благоговейным восторгом воззрилась на девушку, так запросто наигрывавшую какой-то веселенький мотив. Танцоры, которые отошли было выпить, вернулись на площадку и вновь закружились, на сей раз куда резвее.
– Мы открылись всего-то несколько месяцев назад, – пояснила Роза. – В сущности, я только начала свое дело. Черт возьми, этот город сейчас растет, как на дрожжах. Все это золото, Тресси, все дело в золоте. И я получаю свою долю, даже не марая рук в земле. Здешние мужчины ужасно соскучились по женскому обществу, а те, у кого имеются самородки и золотой песок, что угодно отдадут за женскую ласку. Ты очень симпатичная, хотя и чуточку худа, так что можешь остаться здесь и зарабатывать на жизнь, как другие мои девочки.
Тресси молча смотрела, как танцор в подтяжках обеими руками ухватил свою партнершу за грудь и задвигал бедрами, задавая ритм весьма недвусмысленных движений. Женщина разразилась низким грудным смехом и запрокинула голову, позволяя ему вдоволь любоваться содержимым ее более чем смелого выреза.
– Я так не смогу, – сказала Тресси и отвернулась.
Роза лишь засмеялась, дернув белокурый завитой локон.
– Еще как сможешь, уверяю тебя! Что, собственно, достается этому парню? Поплясать с девчонкой да вдоволь ее полапать – вот и все, что он получит за доллар, уплаченный за виски для себя и партнерши. Все прочие удовольствия ему не по карману.
– Терпеть не могу виски.
– А наши девушки его и не пьют. Им подают чай или разведенный водой кофе, но клиенты-то платят как за виски.
Тресси наклонилась к ней.
– Боже мой, – прошептала она на ухо Розе, – я просто не знаю, что делать. Я же никогда… то есть ни с кем… в общем, я не могу, и все тут! – Одна мысль о том, что совершенно чужой мужчина станет делать с ней то, что до сих пор позволялось лишь Риду Бэннону, была Тресси отвратительна. И к тому же эти мужчины такие неопрятные – можно подумать, что они в жизни не мылись!
Мгновение Роза пристально смотрела на Тресси ярко-синими прищуренными глазами.
– Сколько тебе лет, детка?
– В феврале будет восемнадцать, – помедлив, с запинкой призналась Тресси.
– Тогда прекрати нести этот детский вздор. Ты уже взрослая женщина и вдобавок с младенцем на руках. Думаю, и твоя история – выдумка чистейшей воды. А это значит, что выбор у тебя здесь небольшой. Будешь выгребать золу, горбатиться в прачечной либо стряпать в забегаловке. Не успеешь оглянуться, как свяжешь жизнь с каким-нибудь жалким доходягой, который уработает тебя до смерти. Здесь у Калеба будет кров и теплая постелька, и вниманием его не обделят. Он никогда ни в чем не будет нуждаться. Мэгги его уже обожает, и другие девочки тоже его полюбят, вот увидишь.
Тресси даже не стала повторять свою прежнюю ложь – напрасный труд.
– И все, что от меня требуется взамен, – позволить этим мерзким типам делать со мной
– Да они все больше болтают, чем делают, уж ты мне поверь. Обычно надираются так, что и облапить-то тебя не в силах. А платят золотом, детка, чистым золотом! Подумай, Тресси. Хорошенько подумай.
Тресси содрогнулась и кивнула. Потрогала пальцем тонкую ткань чужого изящного платья, нарядные гребни в своих рыжих волосах. Как же соблазнительна вся эта роскошь! Что, в конце концов, она потеряет, кроме уважения к себе? А если отец все же найдется? Что он подумает о своей дочери? А Рид Бэннон, единственный мужчина, которого любит Тресси, которому позволено все… Нет, это невозможно! Такой она не в силах стать, что бы ей ни сулили.
Со слезами на глазах девушка покачала головой:
– Нет, мэм, не могу. Просто не могу. Мы с Калебом не помрем с голоду – уж какую-никакую работу я себе отыщу. И тогда непременно отдам вам все, что задолжала. Вы уж простите, мэм, я подумала, что…
Роза лишь вздохнула и обвила рукой исхудавшие плечи Тресси. Как же ей не хотелось терять эту красотку, которую лишь подкормить немного – и мужчины будут липнуть, как мухи на мед! Мысленно укоряя себя за мягкотелость, Роза увела девушку из зала. Жизнь – рулетка, порой попадаешь в цвет, порой… что ж, порой спускаешь все до последнего цента.
– Забудь об этом, дитя мое. Мы, женщины, должны держаться вместе. Господь свидетель, здесь нас слишком мало, чтобы выстоять против всей этой мужской своры. У меня есть… гм… друг, Джарред Линкольншир. Ему принадлежит большой прииск неподалеку от города. Так вот, он ищет повара, чтобы трижды в день стряпать для его рабочих. Ей-богу, Тресси, лучше бы тебе передумать. Ведь адова работа!
– А мне не придется…
– Да господь с тобой! У Джарреда дочки твоих лет. Наоборот, он сам присмотрит, чтобы рабочие к тебе не приставали. Поди-ка переоденься поскромнее, и мы съездим к Джарреду, покуда здесь еще тихо.
Они поехали на прииск в прелестной черной коляске с кожаными сиденьями и ярко расписанными в золотое и красное колесами. Надев замшевые перчатки до локтей, Роза сама правила изящной рыжей кобылкой, которая приплясывала на бегу и гордо встряхивала головой. Дождей не было уже давно, и копыта кобылки взбивали клубы пыли. Роза вынула кружевной белый платок, пропитанный розовой водой, и прикрыла им нос. Второй такой же платок она отдала Тресси.
При виде прииска у Тресси перехватило дыхание. Извиваясь, точно змеи, с вершины горы сползали деревянные лотки. На самой вершине вовсю трудились помпы, при каждой – по двое-трое рабочих. Груды земли и щебня сыпались вниз по лоткам, попадая под струи воды, и так продвигались вниз, до самого ручья. Тресси сообразила, что золото выбирают рабочие, стоявшие у лотков во всю их длину. Картина была впечатляющая, и, уж верно, Джарред Линкольншир добывал больше золота, чем какой-нибудь старатель, вручную моющий породу на берегу ручья.
На склоне горы, в довольно пологом месте стояли бревенчатый домик и большой навес. Туда-то Роза и направила свою кобылку. Седой старик помог женщинам выбраться из коляски и занялся упряжкой. Не успели Роза и Тресси сделать и двух шагов к бревенчатому дому, как оттуда вышел чудовищно долговязый и костлявый человек добрых шести с половиной футов ростом – истинный скелет. Он направился прямо к ним и вместо приветствия сгреб Розу в объятия, легко оторвав ее от земли.
Отдышавшись, Роза представила Тресси Джарреду Линкольнширу.