Ангел-наблюдатель

Буря Ирина

Одним словом, мелькнула у меня тогда мысль, что если им случится потом еще и влюбиться друг в друга, то, похоже, их родителей хоть трагедии первых детских увлечений минуют.

Не удержалась я — в тот же вечер поделилась своими наблюдениями с этими самыми родителями, но только мимолетом и скороговоркой, чтобы Игорь с Дарой не услышали и кто-нибудь заведующей опять на мою пристрастность не нажаловался. Галя улыбнулась в ответ, мечтательно вздохнув, а вот Татьяниной реакции я не ожидала.

Она

чуть покачнулась, Анатолий, бросив на Тошу короткий взгляд, небрежно обхватил ее за плечи, прижал к себе, и она, словно в смущении, спрятала лицо у него на груди — но я успела заметить, как скользнула по нему какая-то мучительная гримаса. Спросить, что случилось, я не успела — меня Тоша чем-то отвлек. И вот до сих пор не пойму — то ли это мне сейчас, в свете последующих событий, кажется, что я тогда у нее на лице что-то такое усмотрела, то ли это она, со своей знаменитой интуицией, уже тогда что-то учуяла…

Я решила больше не шутить на эту тему, но она сама вернулась к моему замечанию — когда мы на майские мой день рождения у нас на даче праздновали. После горячего, как всегда, папы с детьми отправились на улицу, Галя тоже с ними пошла — впервые (вот уж кому точно мои намеки понравились!), а Татьяна увязалась за мной посуду мыть.

— Свет, я по поводу этих твоих разговоров про Игоря и Дару… — начала она, недовольно хмурясь.

— Татьяна, да ты вообще сдурела! — возмутилась я. — Я в шутку слово обронила, а ты космическую проблему из него строишь!

— Может, ты и в шутку, — разозлилась и она, — но только дети не только слова слышат, а еще и то, что за ними стоит, чувствуют. А то, что в детстве в память запало, может потом всю жизнь в ней сидеть.

— А если и так, так что такого? — прищурилась я. — С каких это пор ты считаешь, что нужно за других людей думать, что им хорошо, а что — плохо?

— Вы чего ругаетесь? — послышался от двери голос Марины.

— А что это ты своих орлов в одиночестве бросила? — совершенно нетипично для себя съязвила Татьяна.

— А я их отправила выдержку тренировать под огнем Дариного обаяния, — насмешливо фыркнула Марина. — Вернее, Макс сам побежал, и Киса тут же за ним потянулся, а Стасу одному за столом скучно, наверно, стало. Ничего, пусть учатся, — махнула она рукой, — им с этими мелкими полезно общаться.

— Да? — заинтересованно глянула я на нее.

— Отстань, — лениво дернула она плечом. — Так что это у вас за крик тут стоит?

— Да вот я говорю, что если Игорь с Дарой так души друг в дружке не чают, — объяснила я, — хорошо бы им потом пожениться было. А Татьяна против.

— И с чего бы это? — как-то нехорошо прищурилась Марина, окинув Татьяну острым взглядом.

— А с того! — отрезала Татьяна, и глубоко вздохнула, успокаиваясь. — Хорошо, вот ты

на них со стороны смотришь, непредвзято, но ведь даже ты видишь, что им с кем угодно уютнее, кроме обычных своих сверстников. То, что они так подружились — это замечательно, но может, не стоит в них это стремление к замкнутости только друг на друга поддерживать? Может, стоит их настраивать на то, чтобы они нормальную человеческую жизнь жили?

— А что же ты сама не так давно нормальной человеческой жизнью жить не хотела? — процедила сквозь зубы Марина, глядя на Татьяну в упор.

— А ты меня с ними не равняй! — вспыхнула Татьяна. — И даже если равняй — только я тебе имею право сказать, как таким, которым тесно среди других, сложно на свете жить.

— Сложно, но можно! — ткнула в нее указательным пальцем Марина. — Сколько тебя все жизни учили… и мы тоже? Сколько ты со всеми ругалась, а жила все равно по-своему — и что, плохо у тебя получилось? Все, казалось, против тебя было, но ты никому не позволила за тебя свою судьбу решать!

— А если за них решают? — прошипела Татьяна.

— Девочки, честное слово, — решила, от греха, вмешаться я, — я им больше никакие идеи в головы впихивать не буду!

Они обе глянули на меня с выражением крайнего удивления.

— Я не знаю, кто там что решает, — вновь повернулась к Татьяне Марина, — но ты всю свою жизнь ныла, что тебя никто не понимает, что никто не хочет поддержать тебя в простом, обычном, естественном желании жить по-своему. А теперь что — сама тем же самым заниматься будешь? Станешь их под общепринятые правила подгонять, да еще и неизвестно, кем принятые?

— У нас, между прочим, очень простые правила, — обиделась я, — и никем они не приняты, а просто из жизни взяты. И даже под них я никого насильно не подгоняю, и от родителей такого не требую.

— Светка, я тебя обожаю! — рассмеялась вдруг Марина. — Насчет насильно — это ты хорошо сказала. А ты, Татьяна, подумай, — вновь обратилась она к уже покусывающей нижнюю губу Татьяне, — если ты имеешь право сказать, как нелегко жить необычным людям, то именно ты не имеешь никакого права из других необычных обычных кроить.

— Даже если их необычность опасна? — у Татьяны на лице опять мелькнула мучительная тень.

— Татьян, да что ты несешь-то, в самом деле! — не выдержала я. — Я за ними каждый день наблюдаю — ну, нравится им вдвоем играть, а другим — всем вместе, и все довольны, причем здесь опасность-то?

— Вот, — с довольным видом кивнула Марина, — видишь? Глас народа. И даже если ты права, то это — их опасность, и им решать, что с ней де… Я про потом! — замахала руками Марина, когда Татьяна чуть не задохнулась. — Светка, вроде, разговор про светлое будущее завела.