Ангел, Темный Ангел
Шрифт:
— До восьми.
Он повернулся и пошел к себе в отель.
…Они участвовали в турнире и, конечно, выиграли. Той победной ночью Стэйн и Галатея, одетые в черное, танцевали и пили шампанское. Танцуя, она спросила:
— Чем вы занимаетесь, Стэйн?
— Наслаждаюсь жизнью, — ответил он. — Я в отставке.
— В тридцать с небольшим?
— Тридцать два.
Она вздохнула и расслабилась в его объятиях.
— А чем занимаетесь вы? — спросил он.
— Я тоже ушла на покой. Предаюсь своему хобби… Ну… и делаю что
— А что именно?
— А все, что мне нравится.
— Я принес вам Гилагианскую орхидею, она пойдет к вашей прическе…
— Но они очень дорогие, — удивилась она.
— Не очень, если выращиваешь их сам.
— А вы выращиваете?
— Это мое хобби, — ответил он.
Они присели к столу, допили шампанское и закурили. Она разглядывала орхидею и своего спутника. Клуб, где они коротали ночь, был отделан серебряным и черным. Звучала тихая музыка, ее улыбка светилась в полумраке, подобно свече. Он заказал десерт и ликеры, и Галатея заметила:
— Ваши манеры безупречны.
— Спасибо, но ваши еще лучше.
— Чем вы занимались раньше?
— Был бухгалтером, предъявлял счета. А вы?
— Я тоже работала бухгалтером крупного концерна.
— Значит, у нас есть что-то общее.
— Кажется, так. Чем вы занимаетесь теперь?
— Хотел бы продолжать встречаться с вами… пока нахожусь в городе.
— И сколько вы сможете здесь пробыть?
— Сколько захочу или сколько пожелаете вы.
— Тогда давайте допьем шербет, и, раз вы так хотите, чтобы приз остался у меня, поедем ко мне.
Он коснулся ее руки, их глаза встретились, и они одновременно улыбнулись.
Вскоре они уехали.
Существо, похожее на летучую мышь, порхало в воздухе, спеша на совет себе подобных.
Когда оно миновало вершину горы, ударила молния. Хотя скорость существа была непостижимой, а траектория полета непредсказуема, оно поняло — падения не избежать.
Существо упало, когда прогремел гром.
Стэйн крепко обнял Галатею. Губы их встретились. Они стояли в вестибюле ее большого дома на окраине города Киборг на Анкусе, в созвездии Кита. Один механический слуга подхватил их плащи, а другой — золотой теннисный кубок. Входная дверь закрылась, огни ночного Киборга остались позади.
— Подожди немного, — попросила она.
— Хорошо.
Она отвела его в длинную гостиную, заставленную мягкой мебелью. На стене была фреска. Он сел лицом к фреске на зеленый диван, зажег две сигареты. Она принесла бокалы, бутылку и села рядом.
— Прелестно, — сказал он.
— Тебе нравится фреска?
— Я ее не заметил.
— …И не попробовал мое вино…
Ладонь Галатеи легла на его руку. Стэйн поставил бокал и притянул ее к себе. Она тоже отставила бокал.
— Ты не похож на большинство мужчин, — сказала она.
— А ты на большинство женщин.
— Здесь становится жарко…
— Очень, — подтвердил он.
Где-то шел дождь. Обычный или искусственный — где-то всегда идет дождь. Помни об этом, если
Двенадцать дней прошло после закрытия финальных игр смешанных пар города Киборга. Каждый день Стэйн и Галатея отправлялись на прогулку. Он поддерживал ее за локоть или обнимал за талию. Она показывала ему город. Небо было розовым, ветер ласковым, дальние утесы Анкуса окружали нимбы радужного тумана, а на вершинах сияли короны снега и льда.
Когда они вновь оказались в гостиной, он спросил ее о фреске.
— Это символ прогресса человеческой мысли, — ответила она. — Крайняя слева фигура, созерцающая птиц в полете, — Леонардо да Винчи, мечтавший о крыльях. Выше — две фигуры, восходящие на зиккурат, — Данте и Вергилий, Христианин и Классик. Они идут сквозь земные средние века к свободе, туда, где Леонардо предается созерцанию. Человек справа — Джон Локк. В его руке философский трактат. Маленький человек в центре, сжимающий цифру восемь, — Альберт Эйнштейн.
— А слепой слева, за спиной которого горит город?
— Это Гомер.
— А тот, у развалин своего дома?
— Иов на пепелище.
— Почему они собраны здесь?
— Потому, что человечество никогда не забудет их.
— Я их никогда не забывал.
— И все же — последние пять футов справа пусты.
— Почему?
— Там некого поместить. За столетие не появилось ни одного достойного. Сейчас все планируется, предписывается, направляется…
— В этом нет ничего плохого. Мирами прекрасно управляют. Не говори мне о «замечательном прошлом», когда во Вселенной не было порядка. Тебе не приходилось жить в ту пору. Труд предшествующих поколений не пропал даром. Труд ценят, результаты — используют.
— Но где тут новое?
— Новое? Не проповедуй мне прогресс. Изменения необходимы не ради них самих, а ради повышения уровня жизни. Я могу закончить за тебя эту фреску.
— Знаю! Гигантской машиной, охраняемой Ангелом Смерти!
— Ты не права. Фреску будет завершать Сад Эдема.
Она засмеялась.
— Теперь ты знаешь историю моей фрески.
Он взял ее за руку.
— Может быть, — сказал он. — Я говорю только о том, что видится. Мне.
— Я чувствую, — ответила она, — там должно быть что-то уравновешивающее, удивительно гибкий механизм, который так превосходно приводит нас к тому, что мы становимся растениями в твоем саду Эдема… Ты их хочешь нарисовать?
— Ты можешь предложить что-то иное?
Она задумалась, потом спросила:
— Ты читал что-нибудь из моих работ?
— Боюсь, что нет. Я вожусь в своем саду, играю в теннис. Вот и все…
— Я выдвинула теорию, по которой человеческий разум, втиснутый в узкие рамки, утрачивает все человеческое. Сможешь ли ты отремонтировать машину, смешивающую коктейли?
— Да.
— Тогда ты действительно необычен. Большинство вызовут ремонтного робота.
Стэйн пожал плечами.
— Мы не только утратили некоторые функции разума, — продолжала она. — Отделенные от нас, они существуют в различных машинах и стремятся подавить то, что осталось в нас человеческого.