Ангел, Темный Ангел
Шрифт:
— Что ты имеешь в виду?
— Почему жизнь идет скорее по горизонтальной прямой, чем вверх по экспоненте? Одна из причин в том, что гении умирают молодыми.
— Не могу в это поверить.
— Я недавно опубликовала свои работы, и меня навестил Ангел Смерти. Это подтверждает мою правоту.
Он улыбнулся.
— И ты осталась жива?
Она улыбнулась в ответ. Он вновь зажег две сигареты — себе и ей, потом спросил:
— О чем твои работы?
— Сохранение восприятия нового.
— Тема, вроде бы, неопасная.
— Наверное.
— Что значит «наверное»? Или я тебя неправильно понял?
— Кажется,
— И каковы эти плоды?
Она слегка наклонила голову, внимательно глядя ему в лицо.
— Пойдем, я покажу тебе. — Галатея встала и повела Стэйна в библиотеку. На ходу он вытащил из внутреннего кармана черные перчатки, натянул их, сунул руки в карманы и вслед за Галатеей вошел в комнату.
— Симул, — позвала она, и крошечное существо, сидевшее на столе перед аппаратом для чтения, прыгнуло на ее ладонь и перебежало вверх, на плечо.
— Что это? — спросил Стэйн.
— Ответ, — сказала она. — Чисто техническому разуму можно противопоставить бесконечно гибкую и легко укрываемую органическую форму разума. Это Симул. Он и другие, похожие на него, обрели жизнь в моей лаборатории.
— Другие?
— Их много. Они обитают везде. Они частицы коллективного мозга. Они постоянно обучаются. У них нет личных амбиций. Они не боятся смерти, ибо если один или несколько из них погибают, коллективный разум продолжает существовать. У них… или у него… нет личных пристрастий. Симул никогда не станет угрозой человеческой расе. Я знаю это, я их мать. Возьми Симула, спроси у него что-нибудь. Симул, это Стэйн. Стэйн, это Симул.
Стэйн протянул правую руку, и Симул прыгнул к нему на ладонь — крошечное шестиногое существо с почти человеческим лицом. Почти, но не совсем. На лице не было ни тени страстей, которые проступают в той или иной форме во внешности каждого человека. У Симула были большие уши, несомненно для подслушивания. Две антенны трепетали на безволосой голове. Симул поднял хрупкую конечность, словно желая пожать руку. Вечная улыбка играла у него на губах, и Стэйн улыбнулся в ответ.
— Привет, — сказал Стэйн, и Симул ответил тихим, но удивительно низким голосом.
— Очень приятно познакомиться, сэр.
Стэйн спросил:
— Чья улыбка, словно погожий июньский денек?
Симул ответил:
— Конечно, госпожи Галатеи, к которой я сейчас вернусь.
И перескочил на подставленную ею ладонь.
Она прижала Симула к груди и воскликнула:
— Эти перчатки…
— Я никогда не встречал таких существ, как Симул, вот и надел перчатки. Боялся, вдруг он укусит. Пожалуйста, верни его, я хочу с ним поговорить…
— Дурак! Я знаю, кто ты! — воскликнула она, — Не тяни руки в мою сторону, если не хочешь умереть. Ты не понимаешь, кто я.
Стэйн понял.
— Да, я не знал, — сказал он.
В Зале Теней стоят десять тысяч транспортных кабин, Моргенгард, контролирующий судьбу всех цивилизованных миров, инструктирует агентов и отправляет их на задание. Секунду спустя следует вспышка и короткий доклад: «Сделано». Затем — новый инструктаж, который длится от десяти секунд до полутора минут, и новое задание.
Ангелом Смерти
Индивидуумам типа гомо сапиенс, избранным еще до вождения по наследственным признакам, за короткий срок дается всестороннее образование. В возрасте четырнадцати лет они могут согласиться или не согласиться служить Моргенгарду — машине размером с город, созданной общими усилиями всех цивилизованных рас за пятнадцать лет и наделенной властью управлять мирами. Если индивидуум отказывался, он все равно добивался блестящих успехов в любой выбранной им профессии, а если соглашался, то проходил двухгодичный курс специализированной тренировки. Напоследок в его тело встраивался целый арсенал оружия и защитных устройств, средствами хирургии и химии повышалась скорость реакций до быстроты мысли.
Они работают пять дней в неделю, восемь часов в день, с двумя перерывами на кофе и перерывом на обед. Они получают два отпуска в год, работают с четырнадцати лет и уходят в отставку в тридцать, когда их реакция замедляется.
Каждую минуту дежурят по крайней мере десять тысяч ангелов. Они ждут приказа в транспортных кабинах Зала Теней, получают указания, перемещаются в иные миры и устраняют тех, кто стал опасен для человечества. Потом возвращаются обратно.
Он — Ангел Смерти. Если чей-нибудь век затянулся слишком надолго, приходит он. Если население увеличилось сверх меры и затопило мир, как волна прилива, приходит он. Если преступников нужно подвергнуть суду и наказанию, приходит он. И конечно, если история без всякой необходимости отклоняется от курса, приходит Ангел Смерти.
Темная фигура может пройти по улицам города и оставить за собой одни развалины. Он появляется с молнией и исчезает с громом. Ему по плечу любой мир, он знаком с каждым. А черные перчатки — так, легенда, миф. Для сотен миллиардов людей он — одно существо, неделимая личность.
Все это правда. Абсолютная правда.
Ангел Смерти не может умереть.
А если произойдет невозможное, если какое-нибудь существо случайно будет стоять вооруженным, когда выкрикнут его имя, останки пораженного Ангела исчезнут. Его место займет другой. Темный Ангел всегда восстает из пепла.
В тех немногих случаях, когда это происходило, второй Ангел всегда выполнял предназначение первого.
На этот раз все было по-другому, То немногое, что осталось от семи посланцев Моргенгарда — обугленные, кровоточащие куски мяса, — лежало в транспортных кабинах.
— Ты — Темный Ангел, ты — Меч Моргенгарда, — сказала она. — Я никогда не думала, что могу полюбить тебя.
— А я тебя, Галатея. И будь ты смертной женщиной, а не Ангелом в отставке, — единственным существом, чье тело способно отбросить смерть назад и уничтожить меня, — я не держал бы тебя в объятиях.
— Я хотела бы поверить в это, Стэйн.
— Можешь не бояться. Сейчас я уйду.
Он повернулся и направился к двери.
— Куда ты? — крикнула она вслед.
— В отель. Мне пора возвращаться с докладом.
— Что скажет Он?
Стэйн пожал плечами и вышел.
Он знал, что ему делать.
Он стоял в Зале Теней, в недрах того, что называется Моргенгард. Он был Ангелом Смерти, Эмеритусом. Когда знакомый голос из динамика прокаркал: «Доклад!», Стэйн не сказал: «Сделано!».